Неточные совпадения
Возвратясь с Сенной, он бросился на диван и целый час просидел без движения. Между тем стемнело; свечи у него не
было, да и в голову не приходило ему зажигать. Он никогда не мог
припомнить: думал ли он о чем-нибудь в то время? Наконец он почувствовал давешнюю лихорадку, озноб, и с наслаждением догадался, что на диване можно и лечь… Скоро крепкий, свинцовый сон налег на него, как будто придавил.
Вдруг он
припомнил и сообразил, что этот большой ключ, с зубчатою бородкой, который тут же болтается с другими маленькими, непременно должен
быть вовсе не от комода (как и в прошлый раз ему на ум пришло), а от какой-нибудь укладки, и что в этой-то укладке, может
быть, все и припрятано.
— А? Что? Чай?.. Пожалуй… — Раскольников глотнул из стакана, положил в рот кусочек хлеба и вдруг, посмотрев на Заметова, казалось, все
припомнил и как будто встряхнулся: лицо его приняло в ту же минуту первоначальное насмешливое выражение. Он продолжал
пить чай.
— Когда?.. — приостановился Раскольников,
припоминая, — да дня за три до ее смерти я
был у ней, кажется. Впрочем, я ведь не выкупить теперь вещи иду, — подхватил он с какою-то торопливою и особенною заботой о вещах, — ведь у меня опять всего только рубль серебром… из-за этого вчерашнего проклятого бреду!
Одним словом, если
припомните, проводится некоторый намек на то, что существуют на свете будто бы некоторые такие лица, которые могут… то
есть не то что могут, а полное право имеют совершать всякие бесчинства и преступления, и что для них будто бы и закон не писан.
И вдруг Раскольникову ясно припомнилась вся сцена третьего дня под воротами; он сообразил, что, кроме дворников, там стояло тогда еще несколько человек, стояли и женщины. Он
припомнил один голос, предлагавший вести его прямо в квартал. Лицо говорившего не мог он вспомнить и даже теперь не признавал, но ему памятно
было, что он даже что-то ответил ему тогда, обернулся к нему…
Петр Петрович хихикал слушая, но без особого увлечения. Он даже мало и слушал. Он действительно что-то обдумывал другое, и даже Лебезятников, наконец, это заметил. Петр Петрович
был даже в волнении, потирал руки, задумывался. Все это Андрей Семенович после сообразил и
припомнил…
Согласитесь сами, что,
припоминая ваше смущение, торопливость уйти и то, что вы держали руки, некоторое время, на столе; взяв, наконец, в соображение общественное положение ваше и сопряженные с ним привычки, я, так сказать, с ужасом, и даже против воли моей, принужден
был остановиться на подозрении, — конечно, жестоком, но — справедливом-с!
Мало
было ему, что муку вынес, когда за дверью сидел, а в дверь ломились и колокольчик звонил, — нет, он потом уж на пустую квартиру, в полубреде,
припомнить этот колокольчик идет, холоду спинного опять испытать потребовалось….
Сколько он мог судить и в чем бы он присягнул — нет, не
был! Он подумал еще и еще,
припомнил все посещение Порфирия, сообразил: нет, не
был, конечно, не
был!
Вечером того же дня, когда уже заперли казармы, Раскольников лежал на нарах и думал о ней. В этот день ему даже показалось, что как будто все каторжные, бывшие враги его, уже глядели на него иначе. Он даже сам заговаривал с ними, и ему отвечали ласково. Он
припомнил теперь это, но ведь так и должно
было быть: разве не должно теперь все измениться?
Неточные совпадения
В то время как глуповцы с тоскою перешептывались,
припоминая, на ком из них более накопилось недоимки, к сборщику незаметно подъехали столь известные обывателям градоначальнические дрожки. Не успели обыватели оглянуться, как из экипажа выскочил Байбаков, а следом за ним в виду всей толпы очутился точь-в-точь такой же градоначальник, как и тот, который за минуту перед тем
был привезен в телеге исправником! Глуповцы так и остолбенели.
Тогда
припомнили, что в Стрелецкой слободе
есть некто, именуемый «расстрига Кузьма» (тот самый, который, если читатель
припомнит, задумывал при Бородавкине перейти в раскол), и послали за ним.
Началось общее судбище; всякий
припоминал про своего ближнего всякое, даже такое, что тому и во сне не снилось, и так как судоговорение
было краткословное, то в городе только и слышалось: шлеп-шлеп-шлеп!
Публика начала даже склоняться в пользу того мнения, что вся эта история
есть не что иное, как выдумка праздных людей, но потом,
припомнив лондонских агитаторов [Даже и это предвидел «Летописец»!
И ему действительно казалось, что он всегда это видел; он
припоминал подробности их прошедшей жизни, которые прежде не казались ему чем-либо дурным, — теперь эти подробности ясно показывали, что она всегда
была испорченною.