Неточные совпадения
Пусть, пусть я
подлец, она же и сердца высокого, и чувств облагороженных воспитанием исполнена.
Ко всему-то
подлец человек привыкает!»
— Ну, а коли я соврал, — воскликнул он вдруг невольно, — коли действительно не
подлец человек, весь вообще, весь род, то есть человеческий, то значит, что остальное все — предрассудки, одни только страхи напущенные, и нет никаких преград, и так тому и следует быть!..
— Главное, — хлопотал Раскольников, — вот этому
подлецу как бы не дать! Ну что ж он еще над ней надругается! Наизусть видно, чего ему хочется; ишь
подлец, не отходит!
И
подлец тот, кто его за это
подлецом называет», — прибавил он через минуту.
— Слышишь, сестра, — повторил он вслед, собрав последние усилия, — я не в бреду; этот брак — подлость. Пусть я
подлец, а ты не должна… один кто-нибудь… а я хоть и
подлец, но такую сестру сестрой считать не буду. Или я, или Лужин! Ступайте…
— Да и Авдотье Романовне невозможно в нумерах без вас одной! Подумайте, где вы стоите! Ведь этот
подлец, Петр Петрович, не мог разве лучше вам квартиру… А впрочем, знаете, я немного пьян и потому… обругал; не обращайте…
Ну так я вам скажу, что ваш жених
подлец после этого!
— Вот что, Дуня, — начал он серьезно и сухо, — я, конечно, прошу у тебя за вчерашнее прощения, но я долгом считаю опять тебе напомнить, что от главного моего я не отступаюсь. Или я, или Лужин. Пусть я
подлец, а ты не должна. Один кто-нибудь. Если же ты выйдешь за Лужина, я тотчас же перестаю тебя сестрой считать.
— Родя, Родя! Да ведь это все то же самое, что и вчера, — горестно воскликнула Пульхерия Александровна, — и почему ты все
подлецом себя называешь, не могу я этого выносить! И вчера то же самое…
— Ты мнителен, потому и взвешивал… Гм… действительно, я согласен, тон Порфирия был довольно странный, и особенно этот
подлец Заметов!.. Ты прав, в нем что-то было, — но почему? Почему?
—
Подлец же он после этого!
— Ка-а-к! — вскрикнула вдруг, опомнившись, Катерина Ивановна и, точно сорвалась, бросилась к Лужину, — как! Вы ее в покраже обвиняете? Это Соню-то? Ах,
подлецы,
подлецы! — И бросившись к Соне, она, как в тисках, обняла ее иссохшими руками.
Да она и из комнаты-то не выходила и, как пришла от тебя,
подлеца, тут же рядом подле Родиона Романовича и села!..
— И зачем, зачем я ей сказал, зачем я ей открыл! — в отчаянии воскликнул он через минуту, с бесконечным мучением смотря на нее, — вот ты ждешь от меня объяснений, Соня, сидишь и ждешь, я это вижу; а что я скажу тебе? Ничего ведь ты не поймешь в этом, а только исстрадаешься вся… из-за меня! Ну вот, ты плачешь и опять меня обнимаешь, — ну за что ты меня обнимаешь? За то, что я сам не вынес и на другого пришел свалить: «страдай и ты, мне легче будет!» И можешь ты любить такого
подлеца?
— Соня, у меня сердце злое, ты это заметь: этим можно многое объяснить. Я потому и пришел, что зол. Есть такие, которые не пришли бы. А я трус и…
подлец! Но… пусть! все это не то… Говорить теперь надо, а я начать не умею…
Плуты и
подлецы они, Соня!..
«Ваше превосходительство, говорю, защитите сирот, очень зная, говорю, покойного Семена Захарыча, и так как его родную дочь подлейший из
подлецов в день его смерти оклеветал…» Опять этот солдат!
Только изверг и
подлец, если не сумасшедший, мог бы так поступить с ними, как ты поступил; а следственно, ты сумасшедший…
Вышло-то подло, это правда, да вы-то все-таки не безнадежный
подлец.
«И я мог хоть мгновение ожидать чего-нибудь от этого грубого злодея, от этого сладострастного развратника и
подлеца!» — вскричал он невольно.
Вор ворует, зато уж он про себя и знает, что он
подлец; а вот я слышал про одного благородного человека, что почту разбил; так кто его знает, может, он и в самом деле думал, что порядочное дело сделал!
—
Подлец! — прошептала Дуня в негодовании.
— Ты! Ты мне сам намекал; ты мне говорил об яде… я знаю, ты за ним ездил… у тебя было готово… Это непременно ты…
подлец!
Весь этот вечер до десяти часов он провел по разным трактирам и клоакам, переходя из одного в другой. Отыскалась где-то и Катя, которая опять пела другую лакейскую песню, о том, как кто-то, «
подлец и тиран...
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ —
подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что».
Но я, я и первого шага не выдержал, потому что я —
подлец!
О, я знал, что я
подлец, когда я сегодня, на рассвете, стоял над Невой!
Вот они снуют все по улице взад и вперед, и ведь всякий-то из них
подлец и разбойник уже по натуре своей; хуже того — идиот!
И я смел так на себя надеяться, так мечтать о себе, нищий я, ничтожный я,
подлец,
подлец!»
Вот-с и говорю я ему: какая же, мол, нибудь причина этому делу да есть, что все оно через пень-колоду идет, не по-божески, можно сказать, а больше против всякой естественности?"А оттого, говорит, все эти мерзости, что вы, говорит, сами скоты, все это терпите; кабы, мол, вы разумели, что
подлец подлец и есть, что его подлецом и называть надо, так не смел бы он рожу-то свою мерзкую на свет божий казать.