Неточные совпадения
Впрочем, квартал
был таков, что костюмом
здесь было трудно кого-нибудь удивить.
Переведя дух и прижав рукой стукавшее сердце, тут же нащупав и оправив еще раз топор, он стал осторожно и тихо подниматься на лестницу, поминутно прислушиваясь. Но и лестница на ту пору стояла совсем пустая; все двери
были заперты; никого-то не встретилось. Во втором этаже одна пустая квартира
была, правда, растворена настежь, и в ней работали маляры, но те и не поглядели. Он постоял, подумал и пошел дальше. «Конечно,
было бы лучше, если б их
здесь совсем не
было, но… над ними еще два этажа».
Здесь тоже духота
была чрезвычайная и, кроме того, до тошноты било в нос свежею, еще не выстоявшеюся краской на тухлой олифе вновь покрашенных комнат.
За этою стеной
была улица, тротуар, слышно
было, как шныряли прохожие, которых
здесь всегда немало; но за воротами его никто не мог увидать, разве зашел бы кто с улицы, что, впрочем, очень могло случиться, а потому надо
было спешить.
— Это денег-то не надо! Ну, это, брат, врешь, я свидетель! Не беспокойтесь, пожалуйста, это он только так… опять вояжирует. [Вояжирует —
здесь: грезит, блуждает в царстве снов (от фр. voyager — путешествовать).] С ним, впрочем, это и наяву бывает… Вы человек рассудительный, и мы
будем его руководить, то
есть попросту его руку водить, он и подпишет. Принимайтесь-ка…
—
Будем ценить-с. Ну так вот, брат, чтобы лишнего не говорить, я хотел сначала
здесь электрическую струю повсеместно пустить, так чтобы все предрассудки в здешней местности разом искоренить; но Пашенька победила. Я, брат, никак и не ожидал, чтоб она
была такая… авенантненькая [Авенантненькая — приятная, привлекательная (от фр. avenant).]… а? Как ты думаешь?
Тем временем дам знать и Зосимову, хоть и без того бы ему следовало давно
здесь быть, ибо двенадцатый час.
— „И
здесь не
был?“ — „Не
был, говорит, с третьего дни“.
Сообразив, должно
быть, по некоторым, весьма, впрочем, резким, данным, что преувеличенно-строгою осанкой
здесь, в этой «морской каюте», ровно ничего не возьмешь, вошедший господин несколько смягчился и вежливо, хотя и не без строгости, произнес, обращаясь к Зосимову и отчеканивая каждый слог своего вопроса...
— Как! Вы
здесь? — начал он с недоумением и таким тоном, как бы век
был знаком, — а мне вчера еще говорил Разумихин, что вы все не в памяти. Вот странно! А ведь я
был у вас…
В контору надо
было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она
была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может
быть, безо всякой цели, а может
быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у тогодома, у самых ворот. С того вечера он
здесь не
был и мимо не проходил.
«
Здесь!» Недоумение взяло его: дверь в эту квартиру
была отворена настежь, там
были люди, слышны
были голоса; он этого никак не ожидал.
— Я его знаю, знаю! — закричал он, протискиваясь совсем вперед, — это чиновник, отставной, титулярный советник, Мармеладов! Он
здесь живет, подле, в доме Козеля… Доктора поскорее! Я заплачу, вот! — Он вытащил из кармана деньги и показывал полицейскому. Он
был в удивительном волнении.
— Бредит! — закричал хмельной Разумихин, — а то как бы он смел! Завтра вся эта дурь выскочит… А сегодня он действительно его выгнал. Это так и
было. Ну, а тот рассердился… Ораторствовал
здесь, знания свои выставлял, да и ушел, хвост поджав…
А я всю ночь
здесь ночую, в сенях, он и не услышит, а Зосимову велю ночевать у хозяйки, чтобы
был под рукой.
— Про вас же, маменька, я и говорить не смею, — продолжал он будто заученный с утра урок, — сегодня только мог я сообразить сколько-нибудь, как должны
были вы
здесь, вчера, измучиться в ожидании моего возвращения.
Не знаю, богат ли он теперь и что именно оставила ему Марфа Петровна; об этом мне
будет известно в самый непродолжительный срок; но уж, конечно,
здесь, в Петербурге, имея хотя бы некоторые денежные средства, он примется тотчас за старое.
— Ура! — закричал Разумихин, — теперь стойте,
здесь есть одна квартира, в этом же доме, от тех же хозяев. Она особая, отдельная, с этими нумерами не сообщается, и меблированная, цена умеренная, три горенки. Вот на первый раз и займите. Часы я вам завтра заложу и принесу деньги, а там все уладится. А главное, можете все трое вместе жить, и Родя с вами… Да куда ж ты, Родя?
Желтоватые, обшмыганные и истасканные обои почернели по всем углам; должно
быть,
здесь бывало сыро и угарно зимой.
«Иисус говорит ей: не сказал ли я тебе, что если
будешь веровать, увидишь славу божию? Итак, отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: отче, благодарю тебя, что ты услышал меня. Я и знал, что ты всегда услышишь меня; но сказал сие для народа,
здесь стоящего, чтобы поверили, что ты послал меня. Сказав сие, воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший...
— Лжешь, ничего не
будет! Зови людей! Ты знал, что я болен, и раздражить меня хотел, до бешенства, чтоб я себя выдал, вот твоя цель! Нет, ты фактов подавай! Я все понял! У тебя фактов нет, у тебя одни только дрянные, ничтожные догадки, заметовские!.. Ты знал мой характер, до исступления меня довести хотел, а потом и огорошить вдруг попами да депутатами [Депутаты —
здесь: понятые.]… Ты их ждешь? а? Чего ждешь? Где? Подавай!
— Это другая сплетня! — завопил он. — Совсем, совсем не так дело
было! Вот уж это-то не так! Это все Катерина Ивановна тогда наврала, потому что ничего не поняла! И совсем я не подбивался к Софье Семеновне! Я просто-запросто развивал ее, совершенно бескорыстно, стараясь возбудить в ней протест… Мне только протест и
был нужен, да и сама по себе Софья Семеновна уже не могла оставаться
здесь в нумерах!
— А так-с, надо-с. Сегодня-завтра я отсюда съеду, а потому желал бы ей сообщить… Впрочем,
будьте, пожалуй, и
здесь, во время объяснения. Тем даже лучше. А то вы, пожалуй, и бог знает что подумаете.
— А, понимаю, понимаю! — вдруг догадался Лебезятников. — Да, вы имеете право… Оно, конечно, по моему личному убеждению, вы далеко хватаете в ваших опасениях, но… вы все-таки имеете право. Извольте, я остаюсь. Я стану
здесь у окна и не
буду вам мешать… По-моему, вы имеете право…
Третьего дня я еще и не знал, что он
здесь стоит в нумерах, у вас, Андрей Семенович, и что, стало
быть, в тот же самый день, как мы поссорились, то
есть третьего же дня, он
был свидетелем того, как я передал, в качестве приятеля покойного господина Мармеладова, супруге его Катерине Ивановне несколько денег на похороны.
Перебиваете вы всё меня, а мы… видите ли, мы
здесь остановились, Родион Романыч, чтобы выбрать что
петь, — такое, чтоб и Коле можно
было протанцевать… потому все это у нас, можете представить, без приготовления; надо сговориться, так чтобы все совершенно прорепетировать, а потом мы отправимся на Невский, где гораздо больше людей высшего общества и нас тотчас заметят: Леня знает «Хуторок»…
— Сударыня, сударыня, успокойтесь, — начал
было чиновник, — пойдемте, я вас доведу…
Здесь в толпе неприлично… вы нездоровы…
Здесь было уж как будто бы легче и даже уединеннее.
Был-с, был-с, хе-хе, был-с, когда вы вот
здесь больной в постельке лежали.
— Ведь какая складка у всего этого народа! — захохотал Свидригайлов, — не сознается, хоть бы даже внутри и верил чуду! Ведь уж сами говорите, что «может
быть» только случай. И какие
здесь всё трусишки насчет своего собственного мнения, вы представить себе не можете, Родион Романыч! Я не про вас. Вы имеете собственное мнение и не струсили иметь его. Тем-то вы и завлекли мое любопытство.
— Ну, тогда
было дело другое. У всякого свои шаги. А насчет чуда скажу вам, что вы, кажется, эти последние два-три дня проспали. Я вам сам назначил этот трактир и никакого тут чуда не
было, что вы прямо пришли; сам растолковал всю дорогу, рассказал место, где он стоит, и часы, в которые можно меня
здесь застать. Помните?
— Вы знаете, может
быть (да я, впрочем, и сам вам рассказывал), — начал Свидригайлов, — что я сидел
здесь в долговой тюрьме, по огромному счету, и не имея ни малейших средств в виду для уплаты.
— Нельзя же
было кричать на все комнаты о том, что мы
здесь говорили. Я вовсе не насмехаюсь; мне только говорить этим языком надоело. Ну куда вы такая пойдете? Или вы хотите предать его? Вы его доведете до бешенства, и он предаст себя сам. Знайте, что уж за ним следят, уже попали на след. Вы только его выдадите. Подождите: я видел его и говорил с ним сейчас; его еще можно спасти. Подождите, сядьте, обдумаем вместе. Я для того и звал вас, чтобы поговорить об этом наедине и хорошенько обдумать. Да сядьте же!
Я же
буду ваш раб… всю жизнь… я вот
здесь буду ждать…
«Хорошее, должно
быть, место, — подумал Свидригайлов, — как это я не знал. Я тоже, вероятно, имею вид возвращающегося откуда-нибудь из кафешантана, но уже имевшего дорогой историю. А любопытно, однако ж, кто
здесь останавливается и ночует?»
Под окном, должно
быть, действительно
было что-то вроде сада и, кажется, тоже увеселительного; вероятно, днем
здесь тоже певали песенники и выносился на столики чай.
Девочка говорила не умолкая; кое-как можно
было угадать из всех этих рассказов, что это нелюбимый ребенок, которого мать, какая-нибудь вечно пьяная кухарка, вероятно из здешней же гостиницы, заколотила и запугала; что девочка разбила мамашину чашку и что до того испугалась, что сбежала еще с вечера; долго, вероятно, скрывалась где-нибудь на дворе, под дождем, наконец пробралась сюда, спряталась за шкафом и просидела
здесь в углу всю ночь, плача, дрожа от сырости, от темноты и от страха, что ее теперь больно за все это прибьют.
Раскольников с тех пор
здесь не
был.