Неточные совпадения
— Помню, батюшка, очень хорошо помню, что вы были, — отчетливо проговорила старушка, по-прежнему не отводя своих вопрошающих глаз
от его
лица.
Это был человек лет уже за пятьдесят, среднего роста и плотного сложения, с проседью и с большою лысиной, с отекшим
от постоянного пьянства желтым, даже зеленоватым
лицом и с припухшими веками, из-за которых сияли крошечные, как щелочки, но одушевленные красноватые глазки.
Он решительно ушел
от всех, как черепаха в свою скорлупу, и даже
лицо служанки, обязанной ему прислуживать и заглядывавшей иногда в его комнату, возбуждало в нем желчь и конвульсии.
Почти все время, как читал Раскольников, с самого начала письма,
лицо его было мокро
от слез; но когда он кончил, оно было бледно, искривлено судорогой, и тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам.
Увидав его выбежавшего, она задрожала, как лист, мелкою дрожью, и по всему
лицу ее побежали судороги; приподняла руку, раскрыла было рот, но все-таки не вскрикнула и медленно, задом, стала отодвигаться
от него в угол, пристально, в упор, смотря на него, но все не крича, точно ей воздуху недоставало, чтобы крикнуть.
— Нет, не брежу… — Раскольников встал с дивана. Подымаясь к Разумихину, он не подумал о том, что с ним, стало быть,
лицом к
лицу сойтись должен. Теперь же, в одно мгновение, догадался он, уже на опыте, что всего менее расположен, в эту минуту, сходиться
лицом к
лицу с кем бы то ни было в целом свете. Вся желчь поднялась в нем. Он чуть не захлебнулся
от злобы на себя самого, только что переступил порог Разумихина.
Зосимов был высокий и жирный человек, с одутловатым и бесцветно-бледным, гладковыбритым
лицом, с белобрысыми прямыми волосами, в очках и с большим золотым перстнем на припухшем
от жиру пальце.
Лицо его, отвернувшееся теперь
от любопытного цветка на обоях, было чрезвычайно бледно и выражало необыкновенное страдание, как будто он только что перенес мучительную операцию или выпустили его сейчас из-под пытки.
Смуглое
лицо его немного разгорелось
от выпитого шампанского.
Заметов смотрел на него прямо в упор, не шевелясь и не отодвигая своего
лица от его
лица.
Он вышел, весь дрожа
от какого-то дикого истерического ощущения, в котором между тем была часть нестерпимого наслаждения, — впрочем, мрачный, ужасно усталый.
Лицо его было искривлено, как бы после какого-то припадка. Утомление его быстро увеличивалось. Силы его возбуждались и приходили теперь вдруг, с первым толчком, с первым раздражающим ощущением, и так же быстро ослабевали, по мере того как ослабевало ощущение.
Волосы ее уже начинали седеть и редеть, маленькие лучистые морщинки уже давно появились около глаз, щеки впали и высохли
от заботы и горя, и все-таки это
лицо было прекрасно.
Лицо его перекосилось как бы
от судороги.
Петр Петрович несколько секунд смотрел на него с бледным и искривленным
от злости
лицом; затем повернулся, вышел, и, уж конечно, редко кто-нибудь уносил на кого в своем сердце столько злобной ненависти, как этот человек на Раскольникова. Его, и его одного, он обвинял во всем. Замечательно, что, уже спускаясь с лестницы, он все еще воображал, что дело еще, может быть, совсем не потеряно и, что касается одних дам, даже «весьма и весьма» поправимое.
Прошло минут пять. Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядывая на нее. Наконец, подошел к ней, глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи и прямо посмотрел в ее плачущее
лицо. Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня в ужасе
от него отшатнулась, как
от сумасшедшего. И действительно, он смотрел, как совсем сумасшедший.
Он был еще очень молод, одет как простолюдин, роста среднего, худощавый, с волосами, обстриженными в кружок, с тонкими, как бы сухими чертами
лица. Неожиданно оттолкнутый им человек первый бросился было за ним в комнату и успел схватить его за плечо: это был конвойный; но Николай дернул руку и вырвался
от него еще раз.
Серые и радужные кредитки, не убранные со стола, опять замелькали в ее глазах, но она быстро отвела
от них
лицо и подняла его на Петра Петровича: ей вдруг показалось ужасно неприличным, особенно ей, глядеть на чужие деньги.
Он ярко запомнил выражение
лица Лизаветы, когда он приближался к ней тогда с топором, а она отходила
от него к стене, выставив вперед руку, с совершенно детским испугом в
лице, точь-в-точь как маленькие дети, когда они вдруг начинают чего-нибудь пугаться, смотрят неподвижно и беспокойно на пугающий их предмет, отстраняются назад и, протягивая вперед ручонку, готовятся заплакать.
— Ну, что теперь делать, говори! — спросил он, вдруг подняв голову и с безобразно искаженным
от отчаяния
лицом смотря на нее.
Сошлись и
от Капернаумовых: сам он, хромой и кривой, странного вида человек с щетинистыми, торчком стоящими волосами и бакенбардами; жена его, имевшая какой-то раз навсегда испуганный вид, и несколько их детей, с одеревенелыми
от постоянного удивления
лицами и с раскрытыми ртами.
[Визави — друг против друга,
лицом к
лицу (
от фр. vis-à-vis).]
Но вот уже она совсем перестала сдерживаться; это уже смех, явный смех; что-то нахальное, вызывающее светится в этом совсем не детском
лице; это разврат, это
лицо камелии, [Камелия — здесь: женщина сомнительного поведения (
от названия романа А. Дюма-сына «Дама с камелиями»).] нахальное
лицо продажной камелии из француженок.
Лицо его было почти обезображено
от усталости, непогоды, физического утомления и чуть не суточной борьбы с самим собою.
Раскольников пошел к дверям, но она ухватилась за него и отчаянным взглядом смотрела ему в глаза.
Лицо ее исказилось
от ужаса.
Неточные совпадения
Я узнал это
от самых достоверных людей, хотя он представляет себя частным
лицом.
Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность во всех частях тела и
лицом обладал чистым, не обезображенным ни бородавками, ни (
от чего боже сохрани!) злокачественными сыпями. Глаза у него должны быть серые, способные по обстоятельствам выражать и милосердие и суровость. Нос надлежащий. Сверх того, он должен иметь мундир.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики за ними не последовали. И так как на
лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.] и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А
от иронии до крамолы — один шаг.
Но река продолжала свой говор, и в этом говоре слышалось что-то искушающее, почти зловещее. Казалось, эти звуки говорили:"Хитер, прохвост, твой бред, но есть и другой бред, который, пожалуй, похитрей твоего будет". Да; это был тоже бред, или, лучше сказать, тут встали
лицом к
лицу два бреда: один, созданный лично Угрюм-Бурчеевым, и другой, который врывался откуда-то со стороны и заявлял о совершенной своей независимости
от первого.
Во время его управления городом тридцать три философа были рассеяны по
лицу земли за то, что"нелепым обычаем говорили: трудящийся да яст; нетрудящийся же да вкусит
от плодов безделия своего".