Неточные совпадения
— Я вам, Алена Ивановна, может быть, на
днях, еще
одну вещь принесу… серебряную… хорошую… папиросочницу
одну… вот как от приятеля ворочу… — Он смутился и замолчал.
Но никто не
разделял его счастия; молчаливый товарищ его смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще
один человек, с виду похожий как бы на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении.
Любопытно бы разъяснить еще
одно обстоятельство: до какой степени они обе были откровенны друг с дружкой в тот
день и в ту ночь и во все последующее время?
«Что ж, неужели я все
дело хотел поправить
одним Разумихиным и всему исход нашел в Разумихине?» — спрашивал он себя с удивлением.
Он думал и тер себе лоб, и, странное
дело, как-то невзначай, вдруг и почти сама собой, после очень долгого раздумья, пришла ему в голову
одна престранная мысль.
Но теперь, странное
дело, в большую такую телегу впряжена была маленькая, тощая саврасая крестьянская клячонка,
одна из тех, которые — он часто это видел — надрываются иной раз с высоким каким-нибудь возом дров или сена, особенно коли воз застрянет в грязи или в колее, и при этом их так больно, так больно бьют всегда мужики кнутами, иной раз даже по самой морде и по глазам, а ему так жалко, так жалко на это смотреть, что он чуть не плачет, а мамаша всегда, бывало, отводит его от окошка.
Впоследствии, когда он припоминал это время и все, что случилось с ним в эти
дни, минуту за минутой, пункт за пунктом, черту за чертой, его до суеверия поражало всегда
одно обстоятельство, хотя, в сущности, и не очень необычайное, но которое постоянно казалось ему потом как бы каким-то предопределением судьбы его.
Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему
делу: как ты думаешь, не загладится ли
одно крошечное преступленьице тысячами добрых
дел?
Заметим кстати
одну особенность по поводу всех окончательных решений, уже принятых им в этом
деле.
Раскольникову показалось, что письмоводитель стал с ним небрежнее и презрительнее после его исповеди, — но странное
дело, — ему вдруг стало самому решительно все равно до чьего бы то ни было мнения, и перемена эта произошла как-то в
один миг, в
одну минуту.
Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные
дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его правой стене и освещало угол подле двери. У постели его стояла Настасья и еще
один человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодой парень в кафтане, с бородкой, и с виду походил на артельщика. Из полуотворенной двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
— А я за тебя только
одну! Остри еще! Заметов еще мальчишка, я еще волосенки ему надеру, потому что его надо привлекать, а не отталкивать. Тем, что оттолкнешь человека, — не исправишь, тем паче мальчишку. С мальчишкой вдвое осторожнее надо. Эх вы, тупицы прогрессивные, ничего-то не понимаете! Человека не уважаете, себя обижаете… А коли хочешь знать, так у нас, пожалуй, и
дело одно общее завязалось.
— Да про убийство это я и прежде твоего слышал и этим
делом даже интересуюсь… отчасти… по
одному случаю… и в газетах читал! А вот…
— Да, мошенник какой-то! Он и векселя тоже скупает. Промышленник. Да черт с ним! Я ведь на что злюсь-то, понимаешь ты это? На рутину их дряхлую, пошлейшую, закорузлую злюсь… А тут, в
одном этом
деле, целый новый путь открыть можно. По
одним психологическим только данным можно показать, как на истинный след попадать должно. «У нас есть, дескать, факты!» Да ведь факты не всё; по крайней мере половина
дела в том, как с фактами обращаться умеешь!
Одним словом, мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего, а это, по-моему, уж дело-с…
Возлюбишь
одного себя, то и
дела свои обделаешь как следует и кафтан твой останется цел.
А как
дело ведет? — берет десяти-двадцатирублевые вещи, набивает ими карман, роется в бабьей укладке, в тряпье, — а в комоде, в верхнем ящике, в шкатулке,
одних чистых денег на полторы тысячи нашли, кроме билетов!
— Да; черт его принес теперь; может быть, расстроил все
дело. А заметил ты, что он ко всему равнодушен, на все отмалчивается, кроме
одного пункта, от которого из себя выходит: это убийство…
— Фу, какие вы страшные вещи говорите! — сказал, смеясь, Заметов. — Только все это
один разговор, а на
деле, наверно, споткнулись бы. Тут, я вам скажу, по-моему, не только нам с вами, даже натертому, отчаянному человеку за себя поручиться нельзя. Да чего ходить — вот пример: в нашей-то части старуху-то убили. Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела
дня на все риски рискнул,
одним чудом спасся, — а руки-то все-таки дрогнули: обокрасть не сумел, не выдержал; по
делу видно…
Ну да,
одним словом, Родя…
дело в том…
Еще немного, и это общество, эти родные, после трехлетней разлуки, этот родственный тон разговора при полной невозможности хоть об чем-нибудь говорить, — стали бы, наконец, ему решительно невыносимы. Было, однако ж,
одно неотлагательное
дело, которое так или этак, а надо было непременно решить сегодня, — так решил он еще давеча, когда проснулся. Теперь он обрадовался
делу, как выходу.
— Вы уж уходите! — ласково проговорил Порфирий, чрезвычайно любезно протягивая руку. — Очень, очень рад знакомству. А насчет вашей просьбы не имейте и сомнения. Так-таки и напишите, как я вам говорил. Да лучше всего зайдите ко мне туда сами… как-нибудь на
днях… да хоть завтра. Я буду там часов этак в одиннадцать, наверно. Все и устроим… поговорим… Вы же, как
один из последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли… — прибавил он с добродушнейшим видом.
— Да уж три раза приходила. Впервой я ее увидал в самый
день похорон, час спустя после кладбища. Это было накануне моего отъезда сюда. Второй раз третьего
дня, в дороге, на рассвете, на станции Малой Вишере; а в третий раз, два часа тому назад, на квартире, где я стою, в комнате; я был
один.
— Нет, вы вот что сообразите, — закричал он, — назад тому полчаса мы друг друга еще и не видывали, считаемся врагами, между нами нерешенное
дело есть; мы дело-то бросили и эвона в какую литературу заехали! Ну, не правду я сказал, что мы
одного поля ягоды?
Все в том, что я действительно принес несколько хлопот и неприятностей многоуважаемой вашей сестрице; стало быть, чувствуя искреннее раскаяние, сердечно желаю, — не откупиться, не заплатить за неприятности, а просто-запросто сделать для нее что-нибудь выгодное, на том основании, что не привилегию же в самом
деле взял я делать
одно только злое.
Петр Петрович несколько секунд смотрел на него с бледным и искривленным от злости лицом; затем повернулся, вышел, и, уж конечно, редко кто-нибудь уносил на кого в своем сердце столько злобной ненависти, как этот человек на Раскольникова. Его, и его
одного, он обвинял во всем. Замечательно, что, уже спускаясь с лестницы, он все еще воображал, что
дело еще, может быть, совсем не потеряно и, что касается
одних дам, даже «весьма и весьма» поправимое.
— Я думаю, что у него очень хорошая мысль, — ответил он. — О фирме, разумеется, мечтать заранее не надо, но пять-шесть книг действительно можно издать с несомненным успехом. Я и сам знаю
одно сочинение, которое непременно пойдет. А что касается до того, что он сумеет повести
дело, так в этом нет и сомнения:
дело смыслит… Впрочем, будет еще время вам сговориться…
Не стану теперь описывать, что было в тот вечер у Пульхерии Александровны, как воротился к ним Разумихин, как их успокоивал, как клялся, что надо дать отдохнуть Роде в болезни, клялся, что Родя придет непременно, будет ходить каждый
день, что он очень, очень расстроен, что не надо раздражать его; как он, Разумихин, будет следить за ним, достанет ему доктора хорошего, лучшего, целый консилиум…
Одним словом, с этого вечера Разумихин стал у них сыном и братом.
— Не знаю. Всё завтра утром… Не в том
дело: я пришел
одно слово сказать…
И вдруг Раскольникову ясно припомнилась вся сцена третьего
дня под воротами; он сообразил, что, кроме дворников, там стояло тогда еще несколько человек, стояли и женщины. Он припомнил
один голос, предлагавший вести его прямо в квартал. Лицо говорившего не мог он вспомнить и даже теперь не признавал, но ему памятно было, что он даже что-то ответил ему тогда, обернулся к нему…
Не имея, так сказать,
одной корки насущной пищи на завтрашний
день и… ну, и обуви и всего, покупается сегодня ямайский ром и даже, кажется, мадера и-и-и кофе.
Закупками распорядилась сама Катерина Ивановна с помощию
одного жильца, какого-то жалкого полячка, бог знает для чего проживавшего у г-жи Липпевехзель, который тотчас же прикомандировался на посылки к Катерине Ивановне и бегал весь вчерашний
день и все это утро сломя голову и высунув язык, кажется особенно стараясь, чтобы заметно было это последнее обстоятельство.
Не явилась тоже и
одна тонная дама с своею «перезрелою
девой», дочерью, которые хотя и проживали всего только недели с две в нумерах у Амалии Ивановны, но несколько уже раз жаловались на шум и крик, подымавшийся из комнаты Мармеладовых, особенно когда покойник возвращался пьяный домой, о чем, конечно, стало уже известно Катерине Ивановне, через Амалию же Ивановну, когда та, бранясь с Катериной Ивановной и грозясь прогнать всю семью, кричала во все горло, что они беспокоят «благородных жильцов, которых ноги не стоят».
Он был, по-видимому, тверд и спокоен. Всем как-то ясно стало, при
одном только взгляде на него, что он действительно знает, в чем
дело, и что дошло до развязки.
— С самого начала истории я уже стал подозревать, что тут какой-то мерзкий подвох; я стал подозревать вследствие некоторых особых обстоятельств, только мне
одному известных, которые я сейчас и объясню всем: в них все
дело!
— Нет, Соня, — торопливо прервал он, — эти деньги были не те, успокойся! Эти деньги мне мать прислала, через
одного купца, и получил я их больной, в тот же
день как и отдал… Разумихин видел… он же и получал за меня… эти деньги мои, мои собственные, настоящие мои.
Мы уж убежали от
одного сюда из Мещанской… ну тебе-то какое
дело, дурак!
Но
дело в том, что он в последнее время, хоть и всегда почти был
один, никак не мог почувствовать, что он
один.
— Сам, сам; прощай! Потом еще кой-что расскажу, a теперь
дело есть. Там… было
одно время, что я подумал… Ну да что; потом!.. Зачем мне теперь напиваться. Ты меня и без вина напоил. Пьян ведь я, Родька! Без вина пьян теперь, ну да прощай; зайду, очень скоро.
И ведь согласился же он тогда с Соней, сам согласился, сердцем согласился, что так ему
одному с этаким
делом на душе не прожить!
— Э, полноте, что мне теперь приемы! Другое бы
дело, если бы тут находились свидетели, а то ведь мы
один на
один шепчем. Сами видите, я не с тем к вам пришел, чтобы гнать и ловить вас, как зайца. Признаетесь аль нет — в эту минуту мне все равно. Про себя-то я и без вас убежден.
Мелькала постоянно во все эти
дни у Раскольникова еще
одна мысль и страшно его беспокоила, хотя он даже старался прогонять ее от себя, так она была тяжела для него! Он думал иногда: Свидригайлов все вертелся около него, да и теперь вертится; Свидригайлов узнал его тайну; Свидригайлов имел замыслы против Дуни. А если и теперь имеет? Почти наверное можно сказать, что да.А если теперь, узнав его тайну и таким образом получив над ним власть, он захочет употребить ее как оружие против Дуни?
— А вы убеждены, что не может? (Свидригайлов прищурился и насмешливо улыбнулся.) Вы правы, она меня не любит; но никогда не ручайтесь в
делах, бывших между мужем и женой или любовником и любовницей. Тут есть всегда
один уголок, который всегда всему свету остается неизвестен и который известен только им двум. Вы ручаетесь, что Авдотья Романовна на меня с отвращением смотрела?
Только что нас благословили, я на другой
день на полторы тысячи и привез: бриллиантовый убор
один, жемчужный другой да серебряную дамскую туалетную шкатулку — вот какой величины, со всякими разностями, так даже у ней, у мадонны-то, личико зарделось.
—
Одним словом, в вас эта чудовищная разница лет и развитий и возбуждает сладострастие! И неужели вы в самом
деле так женитесь?
Он сам это все передавал слово в слово Софье Семеновне, которая
одна и знает секрет, но в убийстве не участвовала ни словом, ни
делом, а, напротив, ужаснулась так же, как и вы теперь.
Вор ворует, зато уж он про себя и знает, что он подлец; а вот я слышал про
одного благородного человека, что почту разбил; так кто его знает, может, он и в самом
деле думал, что порядочное
дело сделал!
Я сам хотел добра людям и сделал бы сотни, тысячи добрых
дел вместо
одной этой глупости, даже не глупости, а просто неловкости, так как вся эта мысль была вовсе не так глупа, как теперь она кажется, при неудаче…
Сибирь. На берегу широкой, пустынной реки стоит город,
один из административных центров России; в городе крепость, в крепости острог. В остроге уже девять месяцев заключен ссыльнокаторжный второго разряда, Родион Раскольников. Со
дня преступления его прошло почти полтора года.
Одним словом,
дело вышло ясное.