Неточные совпадения
Раскольников не привык к толпе и, как уже сказано, бежал всякого общества, особенно в последнее время. Но теперь его вдруг что-то потянуло к людям. Что-то совершалось в нем как бы новое, и вместе с тем ощутилась какая-то жажда людей. Он так устал от целого месяца этой сосредоточенной тоски своей и мрачного возбуждения, что хотя
одну минуту хотелось ему вздохнуть в
другом мире, хотя бы в каком бы то
ни было, и, несмотря на всю грязь обстановки, он с удовольствием оставался теперь в распивочной.
Напротив, теперь если бы вдруг комната наполнилась не квартальными, а первейшими
друзьями его, то и тогда, кажется, не нашлось бы для них у него
ни одного человеческого слова, до того вдруг опустело его сердце.
Кашель задушил ее, но острастка пригодилась. Катерины Ивановны, очевидно, даже побаивались; жильцы,
один за
другим, протеснились обратно к двери с тем странным внутренним ощущением довольства, которое всегда замечается, даже в самых близких людях, при внезапном несчастии с их ближним, и от которого не избавлен
ни один человек, без исключения, несмотря даже на самое искреннее чувство сожаления и участия.
Раскольников бросился вслед за мещанином и тотчас же увидел его идущего по
другой стороне улицы, прежним ровным и неспешным шагом, уткнув глаза в землю и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поравнялся с ним и заглянул ему сбоку в лицо. Тот тотчас же заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза, и так шли они с минуту,
один подле
другого и не говоря
ни слова.
«В наших краях», извинения в фамильярности, французское словцо «tout court» и проч. и проч. — все это были признаки характерные. «Он, однакож, мне обе руки-то протянул, а
ни одной ведь не дал, отнял вовремя», — мелькнуло в нем подозрительно. Оба следили
друг за
другом, но, только что взгляды их встречались, оба, с быстротою молнии, отводили их
один от
другого.
— Штука в том: я задал себе
один раз такой вопрос: что, если бы, например, на моем месте случился Наполеон и не было бы у него, чтобы карьеру начать,
ни Тулона,
ни Египта,
ни перехода через Монблан, а была бы вместо всех этих красивых и монументальных вещей просто-запросто
одна какая-нибудь смешная старушонка, легистраторша, которую еще вдобавок надо убить, чтоб из сундука у ней деньги стащить (для карьеры-то, понимаешь?), ну, так решился ли бы он на это, если бы
другого выхода не было?
Он
ни о чем не думал, да и не хотел думать; но грезы вставали
одна за
другою, мелькали отрывки мыслей, без начала и конца и без связи.
Он был как бы сам не свой. Он даже и на месте не мог устоять
одной минуты,
ни на
одном предмете не мог сосредоточить внимания; мысли его перескакивали
одна через
другую, он заговаривался; руки его слегка дрожали.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще
ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено,
одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут
ни из того
ни из
другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Стародум (берет у Правдина табак). Как
ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев. Пришли к купцу двое.
Один, заплатя деньги, принес домой табакерку.
Другой пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что
другой пришел домой
ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою честь, мои правилы.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив
один? Знай, что, как бы он знатен
ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему
одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы
одним чувством,
одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой
друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Другого градоначальника я знал весьма тощего, который тоже не имел успеха, потому что едва появился в своем городе, как сразу же был прозван от обывателей
одною из тощих фараоновых коров, и затем уж
ни одно из его распоряжений действительной силы иметь не могло.