Неточные совпадения
Он искоса и отчасти с негодованием посмотрел на Раскольникова:
слишком уж на нем был скверен костюм, и, несмотря на все принижение, все еще
не по костюму была осанка...
Мысль простая, но, к несчастию,
слишком долго
не приходившая, заслоненная восторженностью и мечтательностию, а, казалось бы, немного надо остроумия, чтобы догадаться…
Катерина Ивановна закусывала губы и сдерживала слезы; она тоже молилась, изредка оправляя рубашечку на ребенке и успев набросить на
слишком обнаженные плечи девочки косынку, которую достала с комода,
не вставая с колен и молясь.
Может быть, он
слишком поспешил заключением, но он об этом
не думал.
— То есть
не в сумасшедшие. Я, брат, кажется,
слишком тебе разболтался… Поразило, видишь ли, его давеча то, что тебя один только этот пункт интересует; теперь ясно, почему интересует; зная все обстоятельства… и как это тебя раздражило тогда и вместе с болезнью сплелось… Я, брат, пьян немного, только черт его знает, у него какая-то есть своя идея… Я тебе говорю: на душевных болезнях помешался. А только ты плюнь…
Пульхерия Александровна, вся встревоженная мыслию о своем Роде, хоть и чувствовала, что молодой человек очень уж эксцентричен и
слишком уж больно жмет ей руку, но так как в то же время он был для нее провидением, то и
не хотела замечать всех этих эксцентрических подробностей.
— Я иногда
слишком уж от сердца говорю, так что Дуня меня поправляет… Но, боже мой, в какой он каморке живет! Проснулся ли он, однако? И эта женщина, хозяйка его, считает это за комнату? Послушайте, вы говорите, он
не любит сердца выказывать, так что я, может быть, ему и надоем моими… слабостями?..
Не научите ли вы меня, Дмитрий Прокофьич? Как мне с ним? Я, знаете, совсем как потерянная хожу.
— Н-нет, — отвечала Дунечка, оживляясь, — я очень поняла, что это
слишком наивно выражено и что он, может быть, только
не мастер писать… Это ты хорошо рассудил, брат. Я даже
не ожидала…
— Нет-с, все прошло… Ведь уж
слишком видно, отчего смерть была;
не беспокоили; только вот жильцы сердятся.
Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас же попросил его сесть на диван, сам уселся на другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с тем усиленным и уж
слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если то, что вы излагаете, по собственному вашему мнению, далеко
не в пропорции с таким необыкновенно важным, оказываемым вам вниманием.
— Я согласен, что, может быть, уже
слишком забочусь об этакой дряни, на твои глаза; но нельзя же считать меня за это ни эгоистом, ни жадным, и на мои глаза эти две ничтожные вещицы могут быть вовсе
не дрянь.
— Э, вздор!
Не верьте! А впрочем, ведь вы и без того
не верите! —
слишком уж со зла сорвалось у Раскольникова. Но Порфирий Петрович как будто
не расслышал этих странных слов.
Он бы, кажется, так и задушил в эту минуту Заметова.
Слишком уж взгляд его и молчание ему
не нравились.
— Да и так же, — усмехнулся Раскольников, —
не я в этом виноват. Так есть и будет всегда. Вот он (он кивнул на Разумихина) говорил сейчас, что я кровь разрешаю. Так что же? Общество ведь
слишком обеспечено ссылками, тюрьмами, судебными следователями, каторгами, — чего же беспокоиться? И ищите вора!..
— Ведь вот-с… право,
не знаю, как бы удачнее выразиться… идейка-то уж
слишком игривенькая… психологическая-с… Ведь вот-с, когда вы вашу статейку-то сочиняли, — ведь уж быть того
не может, хе, хе! чтобы вы сами себя
не считали, — ну хоть на капельку, — тоже человеком «необыкновенным» и говорящим новое слово, — в вашем то есть смысле-с… Ведь так-с?
Петр Петрович, кажется, совсем
не ожидал такого конца. Он
слишком надеялся на себя, на власть свою и на беспомощность своих жертв.
Не поверил и теперь. Он побледнел, и губы его затряслись.
Все-таки для него составляло вопрос: почему она так
слишком уже долго могла оставаться в таком положении и
не сошла с ума, если уж
не в силах была броситься в воду?
— Славная вещь, славная вещь… — повторял Порфирий Петрович, как будто задумавшись вдруг о чем-то совсем другом, — да! славная вещь! — чуть
не вскрикнул он под конец, вдруг вскинув глаза на Раскольникова и останавливаясь в двух шагах от него. Это многократное глупенькое повторение, что казенная квартира славная вещь,
слишком, по пошлости своей, противоречило с серьезным, мыслящим и загадочным взглядом, который он устремил теперь на своего гостя.
Нет, вы, я вижу,
не совсем понимаете, так я вам пояснее изображу-с: посади я его, например,
слишком рано, так ведь этим я ему, пожалуй, нравственную, так сказать, опору придам, хе-хе! вы смеетесь?
Только вы этак
не только себя, да и Разумихина у меня закружите; ведь
слишком уже он добрый человек для этого, сами знаете.
Спору нет, Раскольников успел уже себя и давеча
слишком скомпрометировать, но до фактов все-таки еще
не дошло; все еще это только относительно.
Дело в том, что он, по инстинкту, начинал проникать, что Лебезятников
не только пошленький и глуповатый человечек, но, может быть, и лгунишка, и что никаких вовсе
не имеет он связей позначительнее даже в своем кружке, а только слышал что-нибудь с третьего голоса; мало того: и дела-то своего, пропагандного, может,
не знает порядочно, потому что-то уж
слишком сбивается и что уж куда ему быть обличителем!
Вот у нас обвиняли было Теребьеву (вот что теперь в коммуне), что когда она вышла из семьи и… отдалась, то написала матери и отцу, что
не хочет жить среди предрассудков и вступает в гражданский брак, и что будто бы это было
слишком грубо, с отцами-то, что можно было бы их пощадить, написать мягче.
Не надейтесь вернуть меня, вы
слишком опоздали.
Положительно и окончательно этого еще, правда, нельзя было сказать, но действительно в последнее время, во весь последний год, ее бедная голова
слишком измучилась, чтобы хоть отчасти
не повредиться.
— Покойник муж действительно имел эту слабость, и это всем известно, — так и вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, — но это был человек добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей
слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог знает с кем он
не пил, с теми, которые даже подошвы его
не стоили! Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а про детей помнит.
— Вот вы, наверно, думаете, как и все, что я с ним
слишком строга была, — продолжала она, обращаясь к Раскольникову. — А ведь это
не так! Он меня уважал, он меня очень, очень уважал! Доброй души был человек! И так его жалко становилось иной раз! Сидит, бывало, смотрит на меня из угла, так жалко станет его, хотелось бы приласкать, а потом и думаешь про себя: «приласкаешь, а он опять напьется», только строгостию сколько-нибудь и удержать можно было.
Кроме того, что этот «деловой и серьезный» человек
слишком уж резко
не гармонировал со всею компанией, кроме того, видно было, что он за чем-то важным пришел, что, вероятно, какая-нибудь необыкновенная причина могла привлечь его в такую компанию и что, стало быть, сейчас что-то случится, что-то будет.
— Я готов-с и отвечаю… но уймитесь, сударыня, уймитесь! Я
слишком вижу, что вы бойкая!.. Это… это… это как же-с? — бормотал Лужин, — это следует при полиции-с… хотя, впрочем, и теперь свидетелей
слишком достаточно… Я готов-с… Но, во всяком случае, затруднительно мужчине… по причине пола… Если бы с помощью Амалии Ивановны… хотя, впрочем, так дело
не делается… Это как же-с?
— Долой с квартир! Сейчас! Марш! — и с этими словами начала хватать все, что ни попадалось ей под руку из вещей Катерины Ивановны, и скидывать на пол. Почти и без того убитая, чуть
не в обмороке, задыхавшаяся, бледная, Катерина Ивановна вскочила с постели (на которую упала было в изнеможении) и бросилась на Амалию Ивановну. Но борьба была
слишком неравна; та отпихнула ее, как перышко.
Не покоробился ли бы оттого, что это уж
слишком не монументально и… и грешно?
Раскольников, говоря это, хоть и смотрел на Соню, но уж
не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он был в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он
слишком долго ни с кем
не говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис [Катехизис — краткое изложение христианского вероучения в виде вопросов и ответов.] стал его верой и законом.
Правда, с того утра прошло много времени, —
слишком,
слишком много, а о Порфирии
не было ни слуху ни духу.
Что ж, что вас, может быть,
слишком долго никто
не увидит?
Лицо Свидригайлова искривилось в снисходительную улыбку; но ему было уже
не до улыбки. Сердце его стукало, и дыхание спиралось в груди. Он нарочно говорил громче, чтобы скрыть свое возраставшее волнение; но Дуня
не успела заметить этого особенного волнения; уж
слишком раздражило ее замечание о том, что она боится его, как ребенок, и что он так для нее страшен.
— Вот ваше письмо, — начала она, положив его на стол. — Разве возможно то, что вы пишете? Вы намекаете на преступление, совершенное будто бы братом. Вы
слишком ясно намекаете, вы
не смеете теперь отговариваться. Знайте же, что я еще до вас слышала об этой глупой сказке и
не верю ей ни в одном слове. Это гнусное и смешное подозрение. Я знаю историю и как и отчего она выдумалась. У вас
не может быть никаких доказательств. Вы обещали доказать: говорите же! Но заранее знайте, что я вам
не верю!
Не верю!..
Конечно, я твердо уверена, что Дуня
слишком умна и, кроме того, и меня и тебя любит… но уж
не знаю, к чему все это приведет.
Последнее обстоятельство было уж
слишком необъяснимо и сильно беспокоило Дуню; ей приходила мысль, что мать, пожалуй, предчувствует что-нибудь ужасное в судьбе сына и боится расспрашивать, чтобы
не узнать чего-нибудь еще ужаснее.