Неточные совпадения
Через минуту явилось письмо. Так и есть: от матери, из Р—й губернии. Он даже побледнел,
принимая его. Давно уже
не получал он писем; но теперь и еще что-то другое вдруг сжало ему сердце.
Замечательно, что Раскольников, быв в университете, почти
не имел товарищей, всех чуждался, ни к кому
не ходил и у себя
принимал тяжело.
А Миколка намахивается в другой раз, и другой удар со всего размаху ложится на спину несчастной клячи. Она вся оседает всем задом, но вспрыгивает и дергает, дергает из всех последних сил в разные стороны, чтобы вывезти; но со всех сторон
принимают ее в шесть кнутов, а оглобля снова вздымается и падает в третий раз, потом в четвертый, мерно, с размаха. Миколка в бешенстве, что
не может с одного удара убить.
Настасья, стало быть, ничего издали
не могла
приметить, слава богу!» Тогда с трепетом распечатал он повестку и стал читать; долго читал он и наконец-то понял.
«Если действительно все это дело сделано было сознательно, а
не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и
не заглянул в кошелек и
не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки
принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да ведь ты в воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще
не видал… Это как же?»
Сорок пять копеек сдачи, медными пятаками, вот-с, извольте
принять, и таким образом, Родя, ты теперь во всем костюме восстановлен, потому что, по моему мнению, твое пальто
не только еще может служить, но даже имеет в себе вид особенного благородства: что значит у Шармера-то заказывать!
Вопрос: «Как работали с Митреем,
не видали ль кого по лестнице, вот в таком-то и таком-то часу?» Ответ: «Известно, проходили, может, люди какие, да нам
не в
примету».
Четыре пересчитал, а пятую
принял не считая, на веру, чтобы только в карман да убежать поскорее.
Пульхерия Александровна хоть и
не убедилась совершенно, но и
не сопротивлялась более. Разумихин
принял их обеих под руки и потащил с лестницы. Впрочем, он ее беспокоил: «хоть и расторопный, и добрый, да в состоянии ли исполнить, что обещает? В таком ведь он виде!..»
Но едва только он успел
принять серьезный вид и что-то пробормотать — вдруг, как бы невольно, взглянул опять на Разумихина и тут уже
не мог выдержать: подавленный смех прорвался тем неудержимее, чем сильнее до сих пор сдерживался.
—
Не стоит-с; но
примите в соображение, что ошибка возможна ведь только со стороны первого разряда, то есть «обыкновенных» людей, (как я, может быть, очень неудачно, их назвал).
— Нимало. После этого человек человеку на сем свете может делать одно только зло и, напротив,
не имеет права сделать ни крошки добра, из-за пустых принятых формальностей. Это нелепо. Ведь если б я, например, помер и оставил бы эту сумму сестрице вашей по духовному завещанию, неужели б она и тогда
принять отказалась?
— Точно так-с, и уж, разумеется,
не без целей,
приняв во внимание поспешность выезда и вообще предшествовавшие обстоятельства.
— Удивляюсь, что вы ставите так вопрос, Авдотья Романовна, — раздражался все более и более Лужин. — Ценя и, так сказать, обожая вас, я в то же время весьма и весьма могу
не любить кого-нибудь из ваших домашних. Претендуя на счастье вашей руки,
не могу в то же время
принять на себя обязательств несогласимых…
За границу поляк убежит, а
не он, тем паче что я слежу да и меры
принял.
Кстати, заметим мимоходом, что Петр Петрович, в эти полторы недели, охотно
принимал (особенно вначале) от Андрея Семеновича даже весьма странные похвалы, то есть
не возражал, например, и промалчивал, если Андрей Семенович приписывал ему готовность способствовать будущему и скорому устройству новой «коммуны», где-нибудь в Мещанской улице; или, например,
не мешать Дунечке, если той, с первым же месяцем брака, вздумается завести любовника; или
не крестить своих будущих детей и проч. и проч. — все в этом роде.
Петр Петрович воротился на диван, уселся напротив Сони, внимательно посмотрел на нее и вдруг
принял чрезвычайно солидный, даже несколько строгий вид: «Дескать, ты-то сама чего
не подумай, сударыня». Соня смутилась окончательно.
— Так-с. Ну-с, так имейте в виду-с; а теперь благоволите
принять, для интересов вашей родственницы, на первый случай, посильную сумму от меня лично. Весьма и весьма желаю, чтоб имя мое при сем
не было упомянуто. Вот-с… имея, так сказать, сам заботы, более
не в состоянии…
Весьма вероятно и то, что Катерине Ивановне захотелось, именно при этом случае, именно в ту минуту, когда она, казалось бы, всеми на свете оставлена, показать всем этим «ничтожным и скверным жильцам», что она
не только «умеет жить и умеет
принять», но что совсем даже
не для такой доли и была воспитана, а воспитана была в «благородном, можно даже сказать в аристократическом полковничьем доме», и уж вовсе
не для того готовилась, чтобы самой мести пол и мыть по ночам детские тряпки.
Что же касается до Петра Петровича, то я всегда была в нем уверена, — продолжала Катерина Ивановна Раскольникову, — и уж, конечно, он
не похож… — резко и громко и с чрезвычайно строгим видом обратилась она к Амалии Ивановне, отчего та даже оробела, —
не похож на тех ваших расфуфыренных шлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки на кухню
не взяли бы, а покойник муж, уж конечно, им бы честь сделал,
принимая их, и то разве только по неистощимой своей доброте.
— Это вы, низкий человек, может быть, пьете, а
не я! Я и водки совсем никогда
не пью, потому что это
не в моих убеждениях! Вообразите, он, он сам, своими собственными руками отдал этот сторублевый билет Софье Семеновне, — я видел, я свидетель, я присягу
приму! Он, он! — повторял Лебезятников, обращаясь ко всем и каждому.
— А, ты вот куда заехал! — крикнул Лебезятников. — Врешь! Зови полицию, а я присягу
приму! Одного только понять
не могу: для чего он рискнул на такой низкий поступок! О жалкий, подлый человек!
И вдруг странное, неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти к Соне прошло по его сердцу. Как бы удивясь и испугавшись сам этого ощущения, он вдруг поднял голову и пристально поглядел на нее; но он встретил на себе беспокойный и до муки заботливый взгляд ее; тут была любовь; ненависть его исчезла, как призрак. Это было
не то; он
принял одно чувство за другое. Это только значило, что та минута пришла.
— Э-эх, Соня! — вскрикнул он раздражительно, хотел было что-то ей возразить, но презрительно замолчал. —
Не прерывай меня, Соня! Я хотел тебе только одно доказать: что черт-то меня тогда потащил, а уж после того мне объяснил, что
не имел я права туда ходить, потому что я такая же точно вошь, как и все! Насмеялся он надо мной, вот я к тебе и пришел теперь!
Принимай гостя! Если б я
не вошь был, то пришел ли бы я к тебе? Слушай: когда я тогда к старухе ходил, я только попробовать сходил… Так и знай!
— Да вы… да что же вы теперь-то все так говорите, — пробормотал, наконец, Раскольников, даже
не осмыслив хорошенько вопроса. «Об чем он говорит, — терялся он про себя, — неужели же в самом деле за невинного меня
принимает?»
Это
не то чтобы за кого-нибудь, а так просто «пострадать надо»; страдание, значит,
принять, а от властей — так тем паче.
Я даже вот уверен, что вы «страданье надумаетесь
принять»; мне-то на слово теперь
не верите, а сами на том остановитесь.
Сама она только того и жаждет и требует, чтобы за кого-нибудь какую-нибудь муку поскорее
принять, а
не дай ей этой муки, так она, пожалуй, и в окно выскочит.
Мне объявили, что мое знакомство и она, и дочь ее могут
принимать не иначе как за честь; узнаю, что у них ни кола ни двора, а приехали хлопотать о чем-то в каком-то присутствии; предлагаю услуги, деньги; узнаю, что они ошибкой поехали на вечер, думая, что действительно танцевать там учат; предлагаю способствовать с своей стороны воспитанию молодой девицы, французскому языку и танцам.
Они опять постояли с минуту друг перед другом. Наконец лицо Свидригайлова изменилось. Удостоверившись, что Раскольников
не испугался угрозы, он
принял вдруг самый веселый и дружеский вид.
К пище почти равнодушен, но что эта пища, кроме воскресных и праздничных дней, так дурна, что, наконец, он с охотой
принял от нее, Сони, несколько денег, чтобы завести у себя ежедневный чай; насчет всего же остального просил ее
не беспокоиться, уверяя, что все эти заботы о нем только досаждают ему.
Наконец, пришло известие (Дуня даже
приметила некоторое особенное волнение и тревогу в ее последних письмах), что он всех чуждается, что в остроге каторжные его
не полюбили; что он молчит по целым дням и становится очень бледен.
Неточные совпадения
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто такой, что такое?» А лакей входит (вытягиваясь и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете
принять?» Они, пентюхи, и
не знают, что такое значит «прикажете
принять».
Анна Андреевна. Помилуйте, я никак
не смею
принять на свой счет… Я думаю, вам после столицы вояжировка показалась очень неприятною.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он
принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Сначала он
принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему
не поедет, и что он
не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
Я
не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня
приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно
приняли за главнокомандующего».