Неточные совпадения
Страх охватывал его все больше и больше, особенно после этого второго, совсем неожиданного
убийства.
— Как, разве я не рассказывал? Аль нет? Да бишь я тебе только начало рассказывал… вот, про
убийство старухи-то закладчицы, чиновницы… ну, тут и красильщик теперь замешался…
— Да про
убийство это я и прежде твоего слышал и этим делом даже интересуюсь… отчасти… по одному случаю… и в газетах читал! А вот…
Ну, слушай историю: ровно на третий день после
убийства, поутру, когда они там нянчились еще с Кохом да Пестряковым, — хотя те каждый свой шаг доказали: очевидность кричит! — объявляется вдруг самый неожиданный факт.
Слышамши все это, мы тогда никому ничего не открыли, — это Душкин говорит, — а про
убийство все, что могли, разузнали и воротились домой всё в том же нашем сумлении.
А про
убийство подтверждает прежнее: «Знать не знаю, ведать не ведаю, только на третий день услыхал».
— Это, кажется, о недавнем
убийстве старухи чиновницы, — вмешался, обращаясь к Зосимову, Петр Петрович, уже стоя со шляпой в руке и перчатками, но перед уходом пожелав бросить еще несколько умных слов. Он, видимо, хлопотал о выгодном впечатлении, и тщеславие перебороло благоразумие.
— На все есть мера, — высокомерно продолжал Лужин, — экономическая идея еще не есть приглашение к
убийству, и если только предположить…
— Да; черт его принес теперь; может быть, расстроил все дело. А заметил ты, что он ко всему равнодушен, на все отмалчивается, кроме одного пункта, от которого из себя выходит: это
убийство…
— Раскольников прищурил глаза и выждал, — разыскивал — и для того и зашел сюда, — об
убийстве старухи чиновницы, — произнес он, наконец, почти шепотом, чрезвычайно приблизив свое лицо к лицу Заметова.
— Ведь он теперь это дело… ну, вот, по этому
убийству… вот вчера-то вы говорили?.. ведет?
Он одно дело, прошлого года, такое об
убийстве разыскал, в котором почти все следы были потеряны!
— Вам следует подать объявление в полицию, — с самым деловым видом отвечал Порфирий, — о том-с, что, известившись о таком-то происшествии, то есть об этом
убийстве, — вы просите, в свою очередь, уведомить следователя, которому поручено дело, что такие-то вещи принадлежат вам и что вы желаете их выкупить… или там… да вам, впрочем, напишут.
— Да ты что же! — крикнул вдруг Разумихин, как бы опомнившись и сообразив, — да ведь красильщики мазали в самый день
убийства, а ведь он за три дня там был? Ты что спрашиваешь-то?
30° по Реомюру = 37,5° по Цельсию.] спертый воздух, куча людей, рассказ об
убийстве лица, у которого был накануне, и все это — на голодное брюхо!
— Да ведь он бы тебе тотчас и сказал, что за два дня работников там и быть не могло, и что, стало быть, ты именно был в день
убийства, в восьмом часу. На пустом бы и сбил!
— Порфирий Петрович! — проговорил он громко и отчетливо, хотя едва стоял на дрожавших ногах, — я, наконец, вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в
убийстве этой старухи и ее сестры Лизаветы. С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но смеяться себе в глаза и мучить себя я не позволю.
— Тоже наклепал один на себя убийство-с, да еще как наклепал-то: целую галлюсинацию подвел, факты представил, обстоятельства рассказал, спутал, сбил всех и каждого, а чего?
Сам он, совершенно неумышленно, отчасти, причиной
убийства был, но только отчасти, и как узнал про то, что он убийцам дал повод, затосковал, задурманился, стало ему представляться, повихнулся совсем, да и уверил сам себя, что он-то и есть убийца!
После первого, страстного и мучительного сочувствия к несчастному опять страшная идея
убийства поразила ее. В переменившемся тоне его слов ей вдруг послышался убийца. Она с изумлением глядела на него. Ей ничего еще не было известно, ни зачем, ни как, ни для чего это было. Теперь все эти вопросы разом вспыхнули в ее сознании. И опять она не поверила: «Он, он убийца! Да разве это возможно?»
Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы
убийства.
Помнишь это
убийство, ну, вот Порфирий-то: старуху-то?
Он убил старуху чиновницу, процентщицу, у которой и сам закладывал вещи; убил тоже сестру ее, торговку, по имени Лизавету, нечаянно вошедшую во время
убийства сестры.
Он сам это все передавал слово в слово Софье Семеновне, которая одна и знает секрет, но в
убийстве не участвовала ни словом, ни делом, а, напротив, ужаснулась так же, как и вы теперь.
Он рассказал до последней черты весь процесс
убийства: разъяснил тайну заклада(деревянной дощечки с металлическою полоской), который оказался у убитой старухи в руках; рассказал подробно о том, как взял у убитой ключи, описал эти ключи, описал укладку и чем она была наполнена; даже исчислил некоторые из отдельных предметов, лежавших в ней; разъяснил загадку об
убийстве Лизаветы; рассказал о том, как приходил и стучался Кох, а за ним студент, передав все, что они между собой говорили; как он, преступник, сбежал потом с лестницы и слышал визг Миколки и Митьки; как он спрятался в пустой квартире, пришел домой, и в заключение указал камень во дворе, на Вознесенском проспекте, под воротами, под которым найдены были вещи и кошелек.
Наконец, некоторые (особенно из психологов) допустили даже возможность того, что и действительно он не заглядывал в кошелек, а потому и не знал, что в нем было, и, не зная, так и снес под камень, но тут же из этого и заключали, что самое преступление не могло иначе и случиться, как при некотором временном умопомешательстве, так сказать, при болезненной мономании
убийства и грабежа, без дальнейших целей и расчетов на выгоду.
Решился же он на
убийство вследствие своего легкомысленного и малодушного характера, раздраженного сверх того лишениями и неудачами.
Обстоятельство нечаянного
убийства Лизаветы даже послужило примером, подкрепляющим последнее предположение: человек совершает два
убийства и в то же время забывает, что дверь стоит отпертая!