Неточные совпадения
Остались: один хмельной, но немного, сидевший за пивом, с
виду мещанин; товарищ его, толстый, огромный, в сибирке [Сибирка — верхняя одежда в
виде короткого сарафана в талию со сборками и стоячим воротником.] и с седою бородой, очень захмелевший, задремавший
на лавке, и изредка, вдруг, как бы спросонья, начинавший прищелкивать пальцами, расставив руки врозь, и подпрыгивать верхнею частию корпуса, не вставая с лавки, причем подпевал какую-то ерунду, силясь припомнить стихи, вроде...
Но никто не разделял его счастия; молчаливый товарищ его смотрел
на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с
виду похожий как бы
на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении.
Позвольте еще вас спросить, так, хотя бы в
виде простого любопытства: изволили вы ночевать
на Неве,
на сенных барках?
Мармеладов остановился, хотел было улыбнуться, но вдруг подбородок его запрыгал. Он, впрочем, удержался. Этот кабак, развращенный
вид, пять ночей
на сенных барках и штоф, а вместе с тем эта болезненная любовь к жене и семье сбивали его слушателя с толку. Раскольников слушал напряженно, но с ощущением болезненным. Он досадовал, что зашел сюда.
— Чай-то от хозяйки, что ль? — спросил он, медленно и с болезненным
видом приподнимаясь
на софе.
— Ах, стыд-то какой теперь завелся
на свете, господи! Этакая немудреная, и уж пьяная! Обманули, это как есть! Вон и платьице ихнее разорвано… Ах, как разврат-то ноне пошел!.. А пожалуй что из благородных будет, из бедных каких… Ноне много таких пошло. По виду-то как бы из нежных, словно ведь барышня, — и он опять нагнулся над ней.
Тут лохмотья его не обращали
на себя ничьего высокомерного внимания, и можно было ходить в каком угодно
виде, никого не скандализируя.
Идти
на улицу так, для
виду, гулять, ему было противно, воротиться домой — еще противнее.
Он нарочно пошевелился и что-то погромче пробормотал, чтоб и
виду не подать, что прячется; потом позвонил в третий раз, но тихо, солидно и без всякого нетерпения. Вспоминая об этом после, ярко, ясно, эта минута отчеканилась в нем навеки; он понять не мог, откуда он взял столько хитрости, тем более что ум его как бы померкал мгновениями, а тела своего он почти и не чувствовал
на себе… Мгновение спустя послышалось, что снимают запор.
Настасья как-то странно его оглянула. Он с вызывающим и отчаянным
видом взглянул
на дворника. Тот молча протянул ему серую, сложенную вдвое бумажку, запечатанную бутылочным сургучом.
Что же касается пышной дамы, то вначале она так и затрепетала от грома и молнии; но странное дело: чем многочисленнее и крепче становились ругательства, тем
вид ее становился любезнее, тем очаровательнее делалась ее улыбка, обращенная к грозному поручику. Она семенила
на месте и беспрерывно приседала, с нетерпением выжидая, что наконец-то и ей позволят ввернуть свое слово, и дождалась.
Сами п-п-под-личают, а вот-с, извольте взглянуть
на них: вот они в самом своем привлекательном теперь виде-с!
— Позвольте, позвольте, я с вами совершенно согласен, но позвольте и мне разъяснить, — подхватил опять Раскольников, обращаясь не к письмоводителю, а все к Никодиму Фомичу, но стараясь всеми силами обращаться тоже и к Илье Петровичу, хотя тот упорно делал
вид, что роется в бумагах и презрительно не обращает
на него внимания, — позвольте и мне с своей стороны разъяснить, что я живу у ней уж около трех лет, с самого приезда из провинции и прежде… прежде… впрочем, отчего ж мне и не признаться в свою очередь, с самого начала я дал обещание, что женюсь
на ее дочери, обещание словесное, совершенно свободное…
Произошло это утром, в десять часов. В этот час утра, в ясные дни, солнце всегда длинною полосой проходило по его правой стене и освещало угол подле двери. У постели его стояла Настасья и еще один человек, очень любопытно его разглядывавший и совершенно ему незнакомый. Это был молодой парень в кафтане, с бородкой, и с
виду походил
на артельщика. Из полуотворенной двери выглядывала хозяйка. Раскольников приподнялся.
— Не знаю-с… Извините… — пробормотал господин, испуганный и вопросом, и странным
видом Раскольникова, и перешел
на другую сторону улицы.
— Я тоже так думаю, — сказала Пульхерия Александровна с убитым
видом. Но ее очень поразило, что о Петре Петровиче Разумихин выразился
на этот раз так осторожно и даже как будто и с уважением. Поразило это и Авдотью Романовну.
Перчатки
на ней были не только заношенные, но даже изодранные, что заметил Разумихин, а между тем эта явная бедность костюма даже придавала обеим дамам
вид какого-то особенного достоинства, что всегда бывает с теми, кто умеет носить бедное платье.
— Да, да… все это, конечно, досадно… — пробормотал в ответ Раскольников, но с таким рассеянным и почти невнимательным
видом, что Дунечка в изумлении
на него посмотрела.
Она ужасно рада была, что, наконец, ушла; пошла потупясь, торопясь, чтобы поскорей как-нибудь уйти у них из
виду, чтобы пройти как-нибудь поскорей эти двадцать шагов до поворота направо в улицу и остаться, наконец, одной, и там, идя, спеша, ни
на кого не глядя, ничего не замечая, думать, вспоминать, соображать каждое сказанное слово, каждое обстоятельство.
Все это сделано было в мгновение,
на ходу, и прохожий, стараясь не показать даже
виду, пошел далее, убавив шагу и как бы в ожидании.
Но едва только он успел принять серьезный
вид и что-то пробормотать — вдруг, как бы невольно, взглянул опять
на Разумихина и тут уже не мог выдержать: подавленный смех прорвался тем неудержимее, чем сильнее до сих пор сдерживался.
— Вы уж уходите! — ласково проговорил Порфирий, чрезвычайно любезно протягивая руку. — Очень, очень рад знакомству. А насчет вашей просьбы не имейте и сомнения. Так-таки и напишите, как я вам говорил. Да лучше всего зайдите ко мне туда сами… как-нибудь
на днях… да хоть завтра. Я буду там часов этак в одиннадцать, наверно. Все и устроим… поговорим… Вы же, как один из последних, там бывших, может, что-нибудь и сказать бы нам могли… — прибавил он с добродушнейшим
видом.
Дворник стоял у дверей своей каморки и указывал прямо
на него какому-то невысокому человеку, с
виду похожему
на мещанина, одетому в чем-то вроде халата, в жилетке и очень походившему издали
на бабу. Голова его, в засаленной фуражке, свешивалась вниз, да и весь он был точно сгорбленный. Дряблое, морщинистое лицо его показывало за пятьдесят; маленькие заплывшие глазки глядели угрюмо, строго и с неудовольствием.
Я бы, может, теперь в экспедицию
на Северный полюс поехал, потому j’ai le vin mauvais, [я в пьяном
виде нехорош (фр.).] и пить мне противно, а кроме вина ничего больше не остается.
Марфа Петровна отнюдь никогда не имела намерения что-нибудь за ним закрепить, имея в
виду детей, и если и оставила ему нечто, то разве нечто самое необходимое, малостоящее, эфемерное, чего и
на год не хватит человеку с его привычками.
Сонина комната походила как будто
на сарай, имела
вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое.
И так сильно было его негодование, что тотчас же прекратило дрожь; он приготовился войти с холодным и дерзким
видом и дал себе слово как можно больше молчать, вглядываться и вслушиваться и, хоть
на этот раз, по крайней мере, во что бы то ни стало победить болезненно раздраженную натуру свою.
Он встретил своего гостя, по-видимому, с самым веселым и приветливым
видом, и только уже несколько минут спустя Раскольников, по некоторым признакам, заметил в нем как бы замешательство, — точно его вдруг сбили с толку или застали
на чем-нибудь очень уединенном и скрытном.
Да оставь я иного-то господина совсем одного: не бери я его и не беспокой, но чтоб знал он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозревал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за ним, неусыпно его сторожу, и будь он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом, так ведь, ей-богу, закружится, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже
на дважды два походить будет, так сказать, математический
вид будет иметь, — оно и приятно-с.
Вид этого человека с первого взгляда был очень странный. Он глядел прямо перед собою, но как бы никого не видя. В глазах его сверкала решимость, но в то же время смертная бледность покрывала лицо его, точно его привели
на казнь. Совсем побелевшие губы его слегка вздрагивали.
Особенно же раздражил его хозяин квартиры, нанятой им в
видах скорой женитьбы и отделываемой
на собственный счет: этот хозяин, какой-то разбогатевший немецкий ремесленник, ни за что не соглашался нарушить только что совершенный контракт и требовал полной прописанной в контракте неустойки, несмотря
на то, что Петр Петрович возвращал ему квартиру почти заново отделанную.
Андрей Семенович, у которого никогда почти не бывало денег, ходил по комнате и делал сам себе
вид, что смотрит
на все эти пачки равнодушно и даже с пренебрежением.
Петр Петрович воротился
на диван, уселся напротив Сони, внимательно посмотрел
на нее и вдруг принял чрезвычайно солидный, даже несколько строгий
вид: «Дескать, ты-то сама чего не подумай, сударыня». Соня смутилась окончательно.
— Так-с. Ну-с, так имейте в виду-с; а теперь благоволите принять, для интересов вашей родственницы,
на первый случай, посильную сумму от меня лично. Весьма и весьма желаю, чтоб имя мое при сем не было упомянуто. Вот-с… имея, так сказать, сам заботы, более не в состоянии…
Другая неприятность тоже отчасти способствовала раздражению Катерины Ивановны:
на похоронах из жильцов, званных
на похороны, кроме полячка, который успел-таки забежать и
на кладбище, никто почти не был; к поминкам же, то есть к закуске, явились из них всё самые незначительные и бедные, многие из них не в своем даже
виде, так, дрянь какая-то.
Что же касается до Петра Петровича, то я всегда была в нем уверена, — продолжала Катерина Ивановна Раскольникову, — и уж, конечно, он не похож… — резко и громко и с чрезвычайно строгим
видом обратилась она к Амалии Ивановне, отчего та даже оробела, — не похож
на тех ваших расфуфыренных шлепохвостниц, которых у папеньки в кухарки
на кухню не взяли бы, а покойник муж, уж конечно, им бы честь сделал, принимая их, и то разве только по неистощимой своей доброте.
— Ничего, Соня. Не пугайся… Вздор! Право, если рассудить, — вздор, — бормотал он с
видом себя не помнящего человека в бреду. — Зачем только тебя-то я пришел мучить? — прибавил он вдруг, смотря
на нее. — Право. Зачем? Я все задаю себе этот вопрос, Соня…
Раскольников, говоря это, хоть и смотрел
на Соню, но уж не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он был в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он слишком долго ни с кем не говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис [Катехизис — краткое изложение христианского вероучения в
виде вопросов и ответов.] стал его верой и законом.
Он подошел к окну, поднялся
на цыпочки и долго, с
видом чрезвычайного внимания высматривал во дворе.
На Леню костюмов недостало; была только надета
на голову красная вязанная из гаруса шапочка (или, лучше сказать, колпак) покойного Семена Захарыча, а в шапку воткнут обломок белого страусового пера, принадлежавшего еще бабушке Катерины Ивановны и сохранявшегося доселе в сундуке в
виде фамильной редкости.
Ах, как я любила… Я до обожания любила этот романс, Полечка!.. знаешь, твой отец… еще женихом певал… О, дни!.. Вот бы, вот бы нам спеть! Ну как же, как же… вот я и забыла… да напомните же, как же? — Она была в чрезвычайном волнении и усиливалась приподняться. Наконец, страшным, хриплым, надрывающимся голосом она начала, вскрикивая и задыхаясь
на каждом слове, с
видом какого-то возраставшего испуга...
Он проговорил это с
видом какого-то подмигивающего,веселого плутовства, не спуская глаз с Раскольникова. Раскольников побледнел и похолодел, слыша свои собственные выражения, сказанные Соне. Он быстро отшатнулся и дико посмотрел
на Свидригайлова.
— Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь, — усаживал гостя Раскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским
видом, что, право, сам
на себя подивился, если бы мог
на себя поглядеть. Последки, подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет. Он прямо уселся пред Порфирием и, не смигнув, смотрел
на него. Порфирий прищурился и начал закуривать папироску.
При всем естественном отвращении ко мне Авдотьи Романовны, и несмотря
на мой всегдашний мрачный и отталкивающий
вид, — ей стало наконец жаль меня, жаль пропащего человека.
— По некоторым словам и словечкам вашим во время вашего рассказа я замечаю, что у вас и теперь свои
виды и самые неотлагательные намерения
на Дуню, разумеется подлые.
Разумеется, невеста явилась, Аркадий Иванович прямо сообщил ей, что
на время должен по одному весьма важному обстоятельству уехать из Петербурга, а потому и принес ей пятнадцать тысяч рублей серебром в разных билетах, прося принять их от него в
виде подарка, так как он и давно собирался подарить ей эту безделку пред свадьбой.
Укоряемый друг сидел
на стуле и имел
вид человека, чрезвычайно желающего чихнуть, но которому это никак не удается.
Соня беспрерывно сообщала, что он постоянно угрюм, несловоохотлив и даже почти нисколько не интересуется известиями, которые она ему сообщает каждый раз из получаемых ею писем; что он спрашивает иногда о матери; и когда она, видя, что он уже предугадывает истину, сообщила ему, наконец, об ее смерти, то, к удивлению ее, даже и известие о смерти матери
на него как бы не очень сильно подействовало, по крайней мере, так показалось ей с наружного
вида.