Неточные совпадения
Он давно уже
знал все
про эту Лизавету, и даже та его
знала немного.
— Да чего ты так… Что встревожился? Познакомиться с тобой пожелал; сам пожелал, потому что много мы с ним о тебе переговорили… Иначе от кого ж бы я
про тебя столько
узнал? Славный, брат, он малый, чудеснейший… в своем роде, разумеется. Теперь приятели; чуть не ежедневно видимся. Ведь я в эту часть переехал. Ты не
знаешь еще? Только что переехал. У Лавизы с ним раза два побывали. Лавизу-то помнишь, Лавизу Ивановну?
— Кой черт улики! А впрочем, именно по улике, да улика-то эта не улика, вот что требуется доказать! Это точь-в-точь как сначала они забрали и заподозрили этих, как бишь их… Коха да Пестрякова. Тьфу! Как это все глупо делается, даже вчуже гадко становится! Пестряков-то, может, сегодня ко мне зайдет… Кстати, Родя, ты эту штуку уж
знаешь, еще до болезни случилось, ровно накануне того, как ты в обморок в конторе упал, когда там
про это рассказывали…
Пошел я к ним в дом и стал осторожно
про себя
узнавать, тихими стопами, и перво-наперво спросил: тут ли Миколай?
А
про убийство подтверждает прежнее: «
Знать не
знаю, ведать не ведаю, только на третий день услыхал».
— Это я
знаю, что вы были, — отвечал он, — слышал-с. Носок отыскивали… А
знаете, Разумихин от вас без ума, говорит, что вы с ним к Лавизе Ивановне ходили, вот
про которую вы старались тогда, поручику-то Пороху мигали, а он все не понимал, помните? Уж как бы, кажется, не понять — дело ясное… а?
— Нет, я не
про пожары. — Тут он загадочно посмотрел на Заметова; насмешливая улыбка опять искривила его губы. — Нет, я не
про пожары, — продолжал он, подмигивая Заметову. — А сознайтесь, милый юноша, что вам ужасно хочется
знать,
про что я читал?
Он точно цеплялся за все и холодно усмехнулся, подумав это, потому что уж наверно решил
про контору и твердо
знал, что сейчас все кончится.
— А
знаете, Авдотья Романовна, вы сами ужасно как похожи на вашего брата, даже во всем! — брякнул он вдруг, для себя самого неожиданно, но тотчас же, вспомнив о том, что сейчас говорил ей же
про брата, покраснел как рак и ужасно сконфузился. Авдотья Романовна не могла не рассмеяться, на него глядя.
«Важнее всего,
знает Порфирий иль не
знает, что я вчера у этой ведьмы в квартире был… и
про кровь спрашивал? В один миг надо это
узнать, с первого шагу, как войду, по лицу
узнать; и-на-че… хоть пропаду, да
узнаю!»
Он
про весь вечер вчерашний
знает!
Про приезд матери не
знал!..
—
Про что? А право, не
знаю про что… — чистосердечно, и как-то сам запутавшись, пробормотал Свидригайлов.
— Это-то я и без вас понимаю, что нездоров, хотя, право, не
знаю чем; по-моему, я, наверно, здоровее вас впятеро. Я вас не
про то спросил, — верите вы или нет, что привидения являются? Я вас спросил: верите ли вы, что есть привидения?
— В вояж? Ах да!.. в самом деле, я вам говорил
про вояж… Ну, это вопрос обширный… А если б
знали вы, однако ж, об чем спрашиваете! — прибавил он и вдруг громко и коротко рассмеялся. — Я, может быть, вместо вояжа-то женюсь; мне невесту сватают.
— Разумеется, так! — ответил Раскольников. «А что-то ты завтра скажешь?» — подумал он
про себя. Странное дело, до сих пор еще ни разу не приходило ему в голову: «что подумает Разумихин, когда
узнает?» Подумав это, Раскольников пристально поглядел на него. Теперешним же отчетом Разумихина о посещении Порфирия он очень немного был заинтересован: так много убыло с тех пор и прибавилось!..
— Да-с… Он заикается и хром тоже. И жена тоже… Не то что заикается, а как будто не все выговаривает. Она добрая, очень. А он бывший дворовый человек. А детей семь человек… и только старший один заикается, а другие просто больные… а не заикаются… А вы откуда
про них
знаете? — прибавила она с некоторым удивлением.
—
Знаю и скажу… Тебе, одной тебе! Я тебя выбрал. Я не прощения приду просить к тебе, а просто скажу. Я тебя давно выбрал, чтоб это сказать тебе, еще тогда, когда отец
про тебя говорил и когда Лизавета была жива, я это подумал. Прощай. Руки не давай. Завтра!
Мне надо быть на похоронах того самого раздавленного лошадьми чиновника,
про которого вы… тоже
знаете… — прибавил он, тотчас же рассердившись за это прибавление, а потом тотчас же еще более раздражившись, — мне это все надоело-с, слышите ли, и давно уже… я отчасти от этого и болен был… одним словом, — почти вскрикнул он, почувствовав, что фраза о болезни еще более некстати, — одним словом: извольте или спрашивать меня, или отпустить сейчас же… а если спрашивать, то не иначе как по форме-с!
Ведь я
знаю, как вы квартиру-то нанимать ходили, под самую ночь, когда смерклось, да в колокольчик стали звонить, да
про кровь спрашивали, да работников и дворников с толку сбили.
Раскольников сел, дрожь его проходила, и жар выступал во всем теле. В глубоком изумлении, напряженно слушал он испуганного и дружески ухаживавшего за ним Порфирия Петровича. Но он не верил ни единому его слову, хотя ощущал какую-то странную наклонность поверить. Неожиданные слова Порфирия о квартире совершенно его поразили. «Как же это, он, стало быть,
знает про квартиру-то? — подумалось ему вдруг, — и сам же мне и рассказывает!»
Сам он, совершенно неумышленно, отчасти, причиной убийства был, но только отчасти, и как
узнал про то, что он убийцам дал повод, затосковал, задурманился, стало ему представляться, повихнулся совсем, да и уверил сам себя, что он-то и есть убийца!
— Чтоб удивить-то! Хе-хе! Ну, это пускай будет, как вам угодно, — перебил Петр Петрович, — а вот что скажите-ка: ведь вы
знаете эту дочь покойника-то, щупленькая такая! Ведь это правда совершенная, что
про нее говорят, а?
— Ну, так я вас особенно попрошу остаться здесь, с нами, и не оставлять меня наедине с этой… девицей. Дело пустяшное, а выведут бог
знает что. Я не хочу, чтобы Раскольников там передал… Понимаете,
про что я говорю?
— Покойник муж действительно имел эту слабость, и это всем известно, — так и вцепилась вдруг в него Катерина Ивановна, — но это был человек добрый и благородный, любивший и уважавший семью свою; одно худо, что по доброте своей слишком доверялся всяким развратным людям и уж бог
знает с кем он не пил, с теми, которые даже подошвы его не стоили! Вообразите, Родион Романович, в кармане у него пряничного петушка нашли: мертво-пьяный идет, а
про детей помнит.
— Так как же вы
про это
знаете? — опять чуть слышно спросила она, и опять почти после минутного молчания.
«Это политический заговорщик! Наверно! И он накануне какого-нибудь решительного шага — это наверно! Иначе быть не может и… и Дуня
знает…» — подумал он вдруг
про себя.
Ну, однако ж, что может быть между ними общего? Даже и злодейство не могло бы быть у них одинаково. Этот человек очень к тому же был неприятен, очевидно, чрезвычайно развратен, непременно хитер и обманчив, может быть, очень зол.
Про него ходят такие рассказы. Правда, он хлопотал за детей Катерины Ивановны; но кто
знает, для чего и что это означает? У этого человека вечно какие-то намерения и проекты.
Вор ворует, зато уж он
про себя и
знает, что он подлец; а вот я слышал
про одного благородного человека, что почту разбил; так кто его
знает, может, он и в самом деле думал, что порядочное дело сделал!
— Сильно подействовало! — бормотал
про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь!
Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы себя чувствуете?
— Лгу? Ну, пожалуй, и лгу. Солгал. Женщинам
про эти вещицы поминать не следует. (Он усмехнулся.)
Знаю, что выстрелишь, зверок хорошенький. Ну и стреляй!
— Я пришел вас уверить, что я вас всегда любил, и теперь рад, что мы одни, рад даже, что Дунечки нет, — продолжал он с тем же порывом, — я пришел вам сказать прямо, что хоть вы и несчастны будете, но все-таки
знайте, что сын ваш любит вас теперь больше себя и что все, что вы думали
про меня, что я жесток и не люблю вас, все это была неправда. Вас я никогда не перестану любить… Ну и довольно; мне казалось, что так надо сделать и этим начать…