Неточные совпадения
Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений в нем не
было ни на минуту, даже в то еще время, как он читал письмо. Главнейшая
суть дела
была решена в его голове, и решена окончательно: «Не бывать этому браку, пока я жив, и к черту
господина Лужина!»
Значит, все-таки на благородство чувств
господина Лужина надеются: «Сам, дескать, предложит, упрашивать
будет».
А любопытно,
есть ли у
господина Лужина ордена; об заклад бьюсь, что Анна в петлице [Орден Святой Анны, в данном случае, вероятно, IV — низшей степени отличия.]
есть и что он ее на обеды у подрядчиков и у купцов надевает.
Ведь она хлеб черный один
будет есть да водой запивать, а уж душу свою не продаст, а уж нравственную свободу свою не отдаст за комфорт; за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст, не то что за
господина Лужина.
И
будь даже
господин Лужин весь из одного чистейшего золота или из цельного бриллианта, и тогда не согласится стать законною наложницей
господина Лужина!
И, однако ж, в стороне, шагах в пятнадцати, на краю бульвара, остановился один
господин, которому, по всему видно
было, очень бы хотелось тоже подойти к девочке с какими-то целями.
Господин этот
был лет тридцати, плотный, жирный, кровь с молоком, с розовыми губами и с усиками и очень щеголевато одетый.
Городовой мигом все понял и сообразил. Толстый
господин был, конечно, понятен, оставалась девочка. Служивый нагнулся над нею разглядеть поближе, и искреннее сострадание изобразилось в его чертах.
— Да што! — с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (и даже не што, а как-то «Да-а шта-а!»), переходя с какими-то бумагами к другому столу и картинно передергивая с каждым шагом плечами, куда шаг, туда и плечо, — вот-с, извольте видеть:
господин сочинитель, то бишь студент, бывший то
есть, денег не платит, векселей надавал, квартиру не очищает, беспрерывные на них поступают жалобы, а изволили в претензию войти, что я папироску при них закурил!
— Еще бы; а вот генерала Кобелева никак не могли там при мне разыскать. Ну-с, долго рассказывать. Только как я нагрянул сюда, тотчас же со всеми твоими делами познакомился; со всеми, братец, со всеми, все знаю; вот и она видела: и с Никодимом Фомичом познакомился, и Илью Петровича мне показывали, и с дворником, и с
господином Заметовым, Александром Григорьевичем, письмоводителем в здешней конторе, а наконец, и с Пашенькой, — это уж
был венец; вот и она знает…
И бегу, этта, я за ним, а сам кричу благим матом; а как с лестницы в подворотню выходить — набежал я с размаху на дворника и на
господ, а сколько
было с ним
господ, не упомню, а дворник за то меня обругал, а другой дворник тоже обругал, и дворникова баба вышла, тоже нас обругала, и
господин один в подворотню входил, с дамою, и тоже нас обругал, потому мы с Митькой поперек места легли: я Митьку за волосы схватил и повалил и стал тузить, а Митька тоже, из-под меня, за волосы меня ухватил и стал тузить, а делали мы то не по злобе, а по всей то есь любови, играючи.
Сообразив, должно
быть, по некоторым, весьма, впрочем, резким, данным, что преувеличенно-строгою осанкой здесь, в этой «морской каюте», ровно ничего не возьмешь, вошедший
господин несколько смягчился и вежливо, хотя и не без строгости, произнес, обращаясь к Зосимову и отчеканивая каждый слог своего вопроса...
Это фамильярное «а вам что нужно?» так и подсекло чопорного
господина; он даже чуть
было не поворотился к Разумихину, но успел-таки сдержать себя вовремя и поскорей повернулся опять к Зосимову.
— Да вот этот
господин, может
быть, Петр-то Петрович! По разговору видно, что он женится на его сестре и что Родя об этом, перед самой болезнью, письмо получил…
«Не зайдете, милый
барин?» — спросила одна из женщин довольно звонким и не совсем еще осипшим голосом. Она
была молода и даже не отвратительна — одна из всей группы.
— Я, милый
барин, всегда с вами рада
буду часы разделить, а теперь вот как-то совести при вас не соберу. Подарите мне, приятный кавалер, шесть копеек на выпивку!
— Вы не Амаль-Иван, а Амалия Людвиговна, и так как я не принадлежу к вашим подлым льстецам, как
господин Лебезятников, который смеется теперь за дверью (за дверью действительно раздался смех и крик: «сцепились!»), то и
буду всегда называть вас Амалией Людвиговной, хотя решительно не могу понять, почему вам это название не нравится.
— Послушайте,
господин Разумихин, вы забыли… — начала
было Пульхерия Александровна.
Вымылся он в это утро рачительно, — у Настасьи нашлось мыло, — вымыл волосы, шею и особенно руки. Когда же дошло до вопроса: брить ли свою щетину иль нет (у Прасковьи Павловны имелись отличные бритвы, сохранившиеся еще после покойного
господина Зарницына), то вопрос с ожесточением даже
был решен отрицательно: «Пусть так и остается! Ну как подумают, что я выбрился для… да непременно же подумают! Да ни за что же на свете!
Был он щегольски и комфортно одет и смотрел осанистым
барином.
— Надоели они мне очень вчера, — обратился вдруг Раскольников к Порфирию с нахально-вызывающею усмешкой, — я и убежал от них квартиру нанять, чтоб они меня не сыскали, и денег кучу с собой захватил. Вон
господин Заметов видел деньги-то. А что,
господин Заметов, умен я
был вчера али в бреду, разрешите-ка спор!
Перед вояжем, который, может
быть, и сбудется, я хочу и с
господином Лужиным покончить.
Я желаю теперь повидаться с Авдотьей Романовной, через ваше посредство и, пожалуй, в вашем же присутствии, объяснить ей, во-первых, что от
господина Лужина не только не
будет ей ни малейшей выгоды, но даже наверно
будет явный ущерб.
Затем, испросив у ней извинения в недавних этих всех неприятностях, я попросил бы позволения предложить ей десять тысяч рублей и таким образом облегчить разрыв с
господином Лужиным, разрыв, от которого, я уверен, она и сама
была бы не прочь, явилась бы только возможность.
— Я не знаю этого, — сухо ответила Дуня, — я слышала только какую-то очень странную историю, что этот Филипп
был какой-то ипохондрик, какой-то домашний философ, люди говорили, «зачитался», и что удавился он более от насмешек, а не от побой
господина Свидригайлова. А он при мне хорошо обходился с людьми, и люди его даже любили, хотя и действительно тоже винили его в смерти Филиппа.
Да оставь я иного-то
господина совсем одного: не бери я его и не беспокой, но чтоб знал он каждый час и каждую минуту, или по крайней мере подозревал, что я все знаю, всю подноготную, и денно и нощно слежу за ним, неусыпно его сторожу, и
будь он у меня сознательно под вечным подозрением и страхом, так ведь, ей-богу, закружится, право-с, сам придет, да, пожалуй, еще и наделает чего-нибудь, что уже на дважды два походить
будет, так сказать, математический вид
будет иметь, — оно и приятно-с.
— Али вот насчет
господина Разумихина, насчет того то
есть, от себя ли он вчера приходил говорить или с вашего наущения? Да вам именно должно бы говорить, что от себя приходил, и скрыть, что с вашего наущения! А ведь вот вы не скрываете же! Вы именно упираете на то, что с вашего наущения!
Третьего дня я еще и не знал, что он здесь стоит в нумерах, у вас, Андрей Семенович, и что, стало
быть, в тот же самый день, как мы поссорились, то
есть третьего же дня, он
был свидетелем того, как я передал, в качестве приятеля покойного
господина Мармеладова, супруге его Катерине Ивановне несколько денег на похороны.
— Позвольте,
господа, позвольте; не теснитесь, дайте пройти! — говорил он, пробираясь сквозь толпу, — и сделайте одолжение, не угрожайте; уверяю вас, что ничего не
будет, ничего не сделаете, не робкого десятка-с, а, напротив, вы же,
господа, ответите, что насилием прикрыли уголовное дело.
Действительно, сквозь толпу протеснялся городовой. Но в то же время один
господин в вицмундире и в шинели, солидный чиновник лет пятидесяти, с орденом на шее (последнее
было очень приятно Катерине Ивановне и повлияло на городового), приблизился и молча подал Катерине Ивановне трехрублевую зелененькую кредитку. В лице его выражалось искреннее сострадание. Катерина Ивановна приняла и вежливо, даже церемонно, ему поклонилась.
Да
господина Разумихина так и надо
было прочь отвести: двоим любо, третий не суйся.
— Нечего и говорить, что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал, что вы попросите
господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его ни с вами, ни кругом вас не
было, я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно… Что же касается до вашего брата, то что я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?
—
Господин Разумихин? Статью вашего брата? В журнале?
Есть такая статья? Не знал я. Вот, должно
быть, любопытно-то! Но куда же вы, Авдотья Романовна?
— Ты
барин! — говорили ему. — Тебе ли
было с топором ходить; не барское вовсе дело.