Неточные совпадения
На ее тонкой и длинной шее, похожей
на куриную
ногу,
было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а
на плечах, несмотря
на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка.
Беру тебя еще раз
на личную свою ответственность, — так и сказали, — помни, дескать, ступай!» Облобызал я прах
ног его, мысленно, ибо взаправду не дозволили бы,
бывши сановником и человеком новых государственных и образованных мыслей; воротился домой, и как объявил, что
на службу опять зачислен и жалование получаю, господи, что тогда
было…
Раскольникову давно уже хотелось уйти; помочь же ему он и сам думал. Мармеладов оказался гораздо слабее
ногами, чем в речах, и крепко оперся
на молодого человека. Идти
было шагов двести — триста. Смущение и страх все более и более овладевали пьяницей по мере приближения к дому.
— Эх,
ешь те комары! Расступись! — неистово вскрикивает Миколка, бросает оглоблю, снова нагибается в телегу и вытаскивает железный лом. — Берегись! — кричит он и что
есть силы огорошивает с размаху свою бедную лошаденку. Удар рухнул; кобыленка зашаталась, осела, хотела
было дернуть, но лом снова со всего размаху ложится ей
на спину, и она падает
на землю, точно ей подсекли все четыре
ноги разом.
Он встал
на ноги, в удивлении осмотрелся кругом, как бы дивясь и тому, что зашел сюда, и пошел
на Т—в мост. Он
был бледен, глаза его горели, изнеможение
было во всех его членах, но ему вдруг стало дышать как бы легче. Он почувствовал, что уже сбросил с себя это страшное бремя, давившее его так долго, и
на душе его стало вдруг легко и мирно. «Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой… мечты моей!»
— Он едва
на ногах стоит, а ты… — заметил
было Никодим Фомич.
Тот
был дома, в своей каморке, и в эту минуту занимался, писал, и сам ему отпер. Месяца четыре, как они не видались. Разумихин сидел у себя в истрепанном до лохмотьев халате, в туфлях
на босу
ногу, всклокоченный, небритый и неумытый.
На лице его выразилось удивление.
«Где это, — подумал Раскольников, идя далее, — где это я читал, как один приговоренный к смерти, за час до смерти, говорит или думает, что если бы пришлось ему жить где-нибудь
на высоте,
на скале, и
на такой узенькой площадке, чтобы только две
ноги можно
было поставить, — а кругом
будут пропасти, океан, вечный мрак, вечное уединение и вечная буря, — и оставаться так, стоя
на аршине пространства, всю жизнь, тысячу лет, вечность, — то лучше так жить, чем сейчас умирать!
Прошло минут пять. Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядывая
на нее. Наконец, подошел к ней, глаза его сверкали. Он взял ее обеими руками за плечи и прямо посмотрел в ее плачущее лицо. Взгляд его
был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее
ногу. Соня в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел, как совсем сумасшедший.
Он вышел. Соня смотрела
на него как
на помешанного; но она и сама
была как безумная и чувствовала это. Голова у ней кружилась. «Господи! как он знает, кто убил Лизавету? Что значили эти слова? Страшно это!» Но в то же время мысль не приходила ей в голову. Никак! Никак!.. «О, он должен
быть ужасно несчастен!.. Он бросил мать и сестру. Зачем? Что
было? И что у него в намерениях? Что это он ей говорил? Он ей поцеловал
ногу и говорил… говорил (да, он ясно это сказал), что без нее уже жить не может… О господи!»
И Катерина Ивановна не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав в воздухе параболу, упала к
ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя пальцами с пола, поднял всем
на вид и развернул. Это
был сторублевый кредитный билет, сложенный в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою руку, показывая всем билет.
Он, конечно, не мог, да и не хотел заботиться о своем болезненном состоянии. Но вся эта беспрерывная тревога и весь этот ужас душевный не могли пройти без последствий. И если он не лежал еще в настоящей горячке, то, может
быть, именно потому, что эта внутренняя беспрерывная тревога еще поддерживала его
на ногах и в сознании, но как-то искусственно, до времени.
Соня упала
на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла, прильнув головой к иссохшей груди покойницы. Полечка припала к
ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще
были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.
Свидригайлов и недели не жил в Петербурге, а уж все около него
было на какой-то патриархальной
ноге.
Дырявые башмачонки ее,
на босу
ногу,
были так мокры, как будто всю ночь пролежали в луже.
Да, он
был рад, он
был очень рад, что никого не
было, что они
были наедине с матерью. Как бы за все это ужасное время разом размягчилось его сердце. Он упал перед нею, он
ноги ей целовал, и оба, обнявшись, плакали. И она не удивлялась и не расспрашивала
на этот раз. Она уже давно понимала, что с сыном что-то ужасное происходит, а теперь приспела какая-то страшная для него минута.
Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее
ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгновение она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела
на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не
было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее, и что настала же, наконец, эта минута…
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Осип. Да
на что мне она? Не знаю я разве, что такое кровать? У меня
есть ноги; я и постою. Зачем мне ваша кровать?
Вы, может
быть, думаете, что я только переписываю; нет, начальник отделения со мной
на дружеской
ноге.
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а
будь хоть немножко
на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в
ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди у них нет душеньки, // В глазах у них нет совести, //
На шее — нет креста!