Неточные совпадения
Изредка только
бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам,
в которой он сейчас сам себе признался.
— Я так и знал! —
бормотал он
в смущении, — я так и думал!
— Я не Катерины Ивановны теперь боюсь, —
бормотал он
в волнении, — и не того, что она мне волосы драть начнет.
Он нарочно пошевелился и что-то погромче
пробормотал, чтоб и виду не подать, что прячется; потом позвонил
в третий раз, но тихо, солидно и без всякого нетерпения. Вспоминая об этом после, ярко, ясно, эта минута отчеканилась
в нем навеки; он понять не мог, откуда он взял столько хитрости, тем более что ум его как бы померкал мгновениями, а тела своего он почти и не чувствовал на себе… Мгновение спустя послышалось, что снимают запор.
Надо бежать, бежать!» —
пробормотал он и бросился
в переднюю.
— Со вчерашнего… —
пробормотал в ответ Раскольников.
Зачем приводил его Разумихин?.. —
бормотал он
в бессилии, садясь опять на диван.
Народ расходился, полицейские возились еще с утопленницей, кто-то крикнул про контору… Раскольников смотрел на все с странным ощущением равнодушия и безучастия. Ему стало противно. «Нет, гадко… вода… не стоит, —
бормотал он про себя. — Ничего не будет, — прибавил он, — нечего ждать. Что это, контора… А зачем Заметов не
в конторе? Контора
в десятом часу отперта…» Он оборотился спиной к перилам и поглядел кругом себя.
Они стали взбираться на лестницу, и у Разумихина мелькнула мысль, что Зосимов-то, может быть, прав. «Эх! Расстроил я его моей болтовней!» —
пробормотал он про себя. Вдруг, подходя к двери, они услышали
в комнате голоса.
— Да, да… все это, конечно, досадно… —
пробормотал в ответ Раскольников, но с таким рассеянным и почти невнимательным видом, что Дунечка
в изумлении на него посмотрела.
— Только уж не сегодня, пожалуйста, не сегодня! —
бормотала она с замиранием сердца, точно кого-то упрашивая, как ребенок
в испуге. — Господи! Ко мне…
в эту комнату… он увидит… о господи!
— Да как же это? Быть не может, чтобы так! —
в недоумении
бормотал Разумихин.
— Ведь обыкновенно как говорят? —
бормотал Свидригайлов, как бы про себя, смотря
в сторону и наклонив несколько голову. — Они говорят: «Ты болен, стало быть, то, что тебе представляется, есть один только несуществующий бред». А ведь тут нет строгой логики. Я согласен, что привидения являются только больным; но ведь это только доказывает, что привидения могут являться не иначе как больным, а не то что их нет самих по себе.
— Бог избавил! бог избавил! —
бормотала Пульхерия Александровна, но как-то бессознательно, как будто еще не совсем взяв
в толк все, что случилось.
— Есть, —
пробормотала Соня. — Ах да, есть! — заторопилась она вдруг, как будто
в этом был для нее весь исход, — сейчас у хозяев часы пробили… и я сама слышала… Есть.
«Недели через три на седьмую версту, [На седьмой версте от Петербурга,
в Удельной, находилась известная больница для умалишенных.] милости просим! Я, кажется, сам там буду, если еще хуже не будет», —
бормотал он про себя.
— Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, —
бормотал Порфирий Петрович, похаживая взад и вперед около стола, но как-то без всякой цели, как бы кидаясь то к окну, то к бюро, то опять к столу, то избегая подозрительного взгляда Раскольникова, то вдруг сам останавливаясь на месте и глядя на него прямо
в упор. Чрезвычайно странною казалась при этом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик, катавшийся
в разные стороны и тотчас отскакивавший от всех стен и углов.
— Прочь, рано еще! Подожди, пока позовут!.. Зачем его раньше привели? —
бормотал в крайней досаде, как бы сбитый с толку Порфирий Петрович. Но Николай вдруг стал на колени.
И Петр Петрович протянул Соне десятирублевый кредитный билет, тщательно развернув. Соня взяла, вспыхнула, вскочила, что-то
пробормотала и поскорей стала откланиваться. Петр Петрович торжественно проводил ее до дверей. Она выскочила, наконец, из комнаты, вся взволнованная и измученная, и воротилась к Катерине Ивановне
в чрезвычайном смущении.
— Э, все это вздор! —
бормотал Петр Петрович, несколько
в волнении и как-то приглядываясь к Лебезятникову.
— Ничего, Соня. Не пугайся… Вздор! Право, если рассудить, — вздор, —
бормотал он с видом себя не помнящего человека
в бреду. — Зачем только тебя-то я пришел мучить? — прибавил он вдруг, смотря на нее. — Право. Зачем? Я все задаю себе этот вопрос, Соня…
— Да вы… да что же вы теперь-то все так говорите, —
пробормотал, наконец, Раскольников, даже не осмыслив хорошенько вопроса. «Об чем он говорит, — терялся он про себя, — неужели же
в самом деле за невинного меня принимает?»
— Ну, так и оставим меня
в покое, — нахмурившись,
пробормотал Раскольников.
— Еще бы, разве я сам себе
в эту минуту не смешон? — со злобою
пробормотал Раскольников.
— Сильно подействовало! —
бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть деньги; я
в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что с вами? Как вы себя чувствуете?
— Что ты! Ты куда? Оставайся, оставайся! Я один, — вскричал он
в малодушной досаде и, почти озлобившись, пошел к дверям. — И к чему тут целая свита! —
бормотал он, выходя.
Неточные совпадения
В какой-то дикой задумчивости бродил он по улицам, заложив руки за спину и
бормоча под нос невнятные слова. На пути встречались ему обыватели, одетые
в самые разнообразные лохмотья, и кланялись
в пояс. Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор
в лохмотья и произносил:
Громадные кучи мусора, навоза и соломы уже были сложены по берегам и ждали только мания, чтобы исчезнуть
в глубинах реки. Нахмуренный идиот бродил между грудами и вел им счет, как бы опасаясь, чтоб кто-нибудь не похитил драгоценного материала. По временам он с уверенностию
бормотал:
— Брысь, сатана! петух запел! —
бормотал он
в промежутках.
На грязном голом полу валялись два полуобнаженные человеческие остова (это были сами блаженные, уже успевшие возвратиться с богомолья), которые
бормотали и выкрикивали какие-то бессвязные слова и
в то же время вздрагивали, кривлялись и корчились, словно
в лихорадке.
Чичиков посмотрел: рукав новешенького фрака был весь испорчен. «Пострел бы тебя побрал, чертенок проклятый!» —
пробормотал он
в сердцах про себя.