Цитаты со словом «голову»
«О боже! как это все отвратительно! И неужели, неужели я… нет, это вздор, это нелепость! — прибавил он решительно. — И неужели такой ужас мог прийти мне в
голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакостно, гадко, гадко!.. И я, целый месяц…»
Никогда до сих пор не входил он в распивочные, но теперь
голова его кружилась, и к тому же палящая жажда томила его.
Но он был в беспокойстве, ерошил волосы и подпирал иногда, в тоске, обеими руками
голову, положа продранные локти на залитый и липкий стол.
— И он, как бы в отчаянии, склонил на стол
голову.
Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый [Драдедам — тонкое (дамское) сукно.] зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый), накрыла им совсем
голову и лицо и легла на кровать лицом к стенке, только плечики да тело все вздрагивают…
Ну-с, государь ты мой (Мармеладов вдруг как будто вздрогнул, поднял
голову и в упор посмотрел на своего слушателя), ну-с, а на другой же день, после всех сих мечтаний (то есть это будет ровно пять суток назад тому) к вечеру, я хитрым обманом, как тать в нощи, похитил у Катерины Ивановны от сундука ее ключ, вынул, что осталось из принесенного жалованья, сколько всего уж не помню, и вот-с, глядите на меня, все!
— Пойдемте, сударь, — сказал вдруг Мармеладов, поднимая
голову и обращаясь к Раскольникову, — доведите меня… Дом Козеля, на дворе. Пора… к Катерине Ивановне…
Самая маленькая девочка, лет шести, спала на полу, как-то сидя, скорчившись и уткнув
голову в диван.
Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на
голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
Протягивались наглые смеющиеся
головы с папиросками и трубками, в ермолках.
Это была крошечная клетушка, шагов в шесть длиной, имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими, пыльными и всюду отставшими от стены обоями, и до того низкая, что чуть-чуть высокому человеку становилось в ней жутко, и все казалось, что вот-вот стукнешься
головой о потолок.
Часто он спал на ней так, как был, не раздеваясь, без простыни, покрываясь своим старым, ветхим студенческим пальто и с одною маленькою подушкой в
головах, под которую подкладывал все, что имел белья, чистого и заношенного, чтобы было повыше изголовье.
Он прилег
головой на свою тощую и затасканную подушку и думал, долго думал.
Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений в нем не было ни на минуту, даже в то еще время, как он читал письмо. Главнейшая суть дела была решена в его
голове, и решена окончательно: «Не бывать этому браку, пока я жив, и к черту господина Лужина!»
«Гм, это правда, — продолжал он, следуя за вихрем мыслей, крутившимся в его
голове, — это правда, что к человеку надо „подходить постепенно и осторожно, чтобы разузнать его“; но господин Лужин ясен.
Вдруг он вздрогнул: одна, тоже вчерашняя, мысль опять пронеслась в его
голове. Но вздрогнул он не оттого, что пронеслась эта мысль. Он ведь знал, он предчувствовал, что она непременно «пронесется», и уже ждал ее; да и мысль эта была совсем не вчерашняя. Но разница была в том, что месяц назад, и даже вчера еще, она была только мечтой, а теперь… теперь явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову, и потемнело в глазах.
Он сошелся с девушкой у самой скамейки, но, дойдя до скамьи, она так и повалилась на нее, в угол, закинула на спинку скамейки
голову и закрыла глаза, по-видимому от чрезвычайного утомления.
— Ax, жаль-то как! — сказал он, качая
головой, — совсем еще как ребенок. Обманули, это как раз. Послушайте, сударыня, — начал он звать ее, — где изволите проживать? — Девушка открыла усталые и посоловелые глаза, тупо посмотрела на допрашивающих и отмахнулась рукой.
— Ах, ах, как нехорошо! Ах, стыдно-то как, барышня, стыд-то какой! — Он опять закачал
головой, стыдя, сожалея и негодуя. — Ведь вот задача! — обратился он к Раскольникову и тут же, мельком, опять оглядел его с ног до головы. Странен, верно, и он ему показался: в таких лохмотьях, а сам деньги выдает!
«А куда ж я иду? — подумал он вдруг. — Странно. Ведь я зачем-то пошел. Как письмо прочел, так и пошел… На Васильевский остров, к Разумихину я пошел, вот куда, теперь… помню. Да зачем, однако же? И каким образом мысль идти к Разумихину залетела мне именно теперь в
голову? Это замечательно».
Он думал и тер себе лоб, и, странное дело, как-то невзначай, вдруг и почти сама собой, после очень долгого раздумья, пришла ему в
голову одна престранная мысль.
Когда же опять, вздрагивая, поднимал
голову и оглядывался кругом, то тотчас же забывал, о чем сейчас думал и даже где проходил.
Он любил эту церковь и старинные в ней образа, большею частию без окладов, и старого священника с дрожащею
головой.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает
головой и осуждает все это. Одна баба берет его за руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Все тело его было как бы разбито; смутно и темно на душе. Он положил локти на колена и подпер обеими руками
голову.
— Боже! — воскликнул он, — да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по
голове, размозжу ей череп… буду скользить в липкой теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровью… с топором… Господи, неужели?
Странная мысль наклевывалась в его
голове, как из яйца цыпленок, и очень, очень занимала его.
Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор и такие мысли, когда в собственной
голове его только что зародились… такие же точно мысли?
Возвратясь с Сенной, он бросился на диван и целый час просидел без движения. Между тем стемнело; свечи у него не было, да и в
голову не приходило ему зажигать. Он никогда не мог припомнить: думал ли он о чем-нибудь в то время? Наконец он почувствовал давешнюю лихорадку, озноб, и с наслаждением догадался, что на диване можно и лечь… Скоро крепкий, свинцовый сон налег на него, как будто придавил.
Он приподнялся с усилием.
Голова его болела; он встал было на ноги, повернулся в своей каморке и упал опять на диван.
Он вздрогнул, очнулся, приподнял
голову, посмотрел в окно, сообразил время и вдруг вскочил, совершенно опомнившись, как будто кто его сорвал с дивана.
«Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге», — мелькнуло у него в
голове, но только мелькнуло, как молния; он сам поскорей погасил эту мысль… Но вот уже и близко, вот и дом, вот и ворота. Где-то вдруг часы пробили один удар. «Что это, неужели половина восьмого? Быть не может, верно, бегут!»
Много окон, выходивших на этот огромный квадратный метр, было отперто в эту минуту, но он не поднял
головы — силы не было.
Стараясь развязать снурок и оборотясь к окну, к свету (все окна у ней были заперты, несмотря на духоту), она на несколько секунд совсем его оставила и стала к нему задом. Он расстегнул пальто и высвободил топор из петли, но еще не вынул совсем, а только придерживал правою рукой под одеждой. Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они, с каждым мгновением, все более немели и деревенели. Он боялся, что выпустит и уронит топор… вдруг
голова его как бы закружилась.
Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя, и почти без усилия, почти машинально, опустил на
голову обухом. Силы его тут как бы не было. Но как только он раз опустил топор, тут и родилась в нем сила.
Она вскрикнула, но очень слабо, и вдруг вся осела к полу, хотя и успела еще поднять обе руки к
голове.
Он даже усмехнулся на себя, как вдруг другая тревожная мысль ударила ему в
голову.
«Как это они так все шумят!» — мелькнуло в его
голове.
Голова его как будто опять начинала кружиться.
Раскольников стоял и сжимал топор. Он был точно в бреду. Он готовился даже драться с ними, когда они войдут. Когда они стучались и сговаривались, ему несколько раз вдруг приходила мысль кончить все разом и крикнуть им из-за дверей. Порой хотелось ему начать ругаться с ними, дразнить их, покамест не отперли. «Поскорей бы уж!» — мелькнуло в его
голове.
Клочки и отрывки каких-то мыслей так и кишели в его
голове; но он ни одной не мог схватить, ни на одной не мог остановиться, несмотря даже на усилия…
Случалось, что он как будто и просыпался, и в эти минуты замечал, что уже давно ночь, а встать ему не приходило в
голову.
Свету было довольно, и он поскорей стал себя оглядывать, всего, с ног до
головы, все свое платье: нет ли следов?
Тут пришла ему в
голову странная мысль: что, может быть, и все его платье в крови, что, может быть, много пятен, но что он их только не видит, не замечает, потому что соображение его ослабло, раздроблено… ум помрачен…
Да! лучше выбросить! — повторял он, опять садясь на диван, — и сейчас, сию минуту, не медля!..» Но вместо того
голова его опять склонилась на подушку; опять оледенил его нестерпимый озноб; опять он потащил на себя шинель.
— А крюком кто ж заперся? — возразила Настасья, — ишь, запирать стал! Самого, что ль, унесут? Отвори,
голова, проснись!
— Никак, совсем разболелся? — заметила Настасья, не спускавшая с него глаз. Дворник тоже на минуту обернул
голову. — Со вчерашнего дня в жару, — прибавила она.
Голова кружилась и болела от жару.
На улице опять жара стояла невыносимая; хоть бы капля дождя во все эти дни. Опять пыль, кирпич и известка, опять вонь из лавочек и распивочных, опять поминутно пьяные, чухонцы-разносчики и полуразвалившиеся извозчики. Солнце ярко блеснуло ему в глаза, так что больно стало глядеть, и
голова его совсем закружилась, — обыкновенное ощущение лихорадочного, выходящего вдруг на улицу в яркий солнечный день.
Цитаты из русской классики со словом «голову»
Ассоциации к слову «голову»
Синонимы к слову «голову»
Предложения со словом «голова»
- – Да нет, не стоит… – усаживаясь в глубокое, удивительно мягкое кожаное кресло, отрицательно покачала головой девушка.
- В такие моменты гордо поднимает голову мысль о предопределённости происходящего.
- – Да неужели? – слегка склонила голову набок подполковник. – Может, это потому, что ты просто ни разу пробовал какого-нибудь более интересного занятия?
- (все предложения)
Сочетаемость слова «голова»
Значение слова «голова»
ГОЛОВА́, -ы́, вин. го́лову, мн. го́ловы, -ло́в, -а́м, ж. 1. Верхняя часть тела человека, верхняя или передняя часть тела животного, содержащая мозг. Голова болит. Покачать головой. Понурить голову. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ГОЛОВА
Афоризмы русских писателей со словом «голова»
Дополнительно