Неточные совпадения
Версилов, отец мой, которого я
видел всего только раз в моей жизни, на миг, когда мне было всего десять лет (и который в один этот миг успел поразить меня), Версилов, в ответ на мое
письмо, не ему, впрочем, посланное, сам вызвал меня в Петербург собственноручным
письмом, обещая частное место.
О вероятном прибытии дочери мой князь еще не знал ничего и предполагал ее возвращение из Москвы разве через неделю. Я же узнал накануне совершенно случайно: проговорилась при мне моей матери Татьяна Павловна, получившая от генеральши
письмо. Они хоть и шептались и говорили отдаленными выражениями, но я догадался. Разумеется, не подслушивал: просто не мог не слушать, когда
увидел, что вдруг, при известии о приезде этой женщины, так взволновалась мать. Версилова дома не было.
— Давеча я проговорился мельком, что
письмо Тушара к Татьяне Павловне, попавшее в бумаги Андроникова, очутилось, по смерти его, в Москве у Марьи Ивановны. Я
видел, как у вас что-то вдруг дернулось в лице, и только теперь догадался, когда у вас еще раз, сейчас, что-то опять дернулось точно так же в лице: вам пришло тогда, внизу, на мысль, что если одно
письмо Андроникова уже очутилось у Марьи Ивановны, то почему же и другому не очутиться? А после Андроникова могли остаться преважные
письма, а? Не правда ли?
Напротив,
видя, что я остановился, вытащил свой лорнет, никогда не оставлявший его и висевший на черной ленте, поднес
письмо к свечке и, взглянув на подпись, пристально стал разбирать его.
— Два месяца назад я здесь стоял за портьерой… вы знаете… а вы говорили с Татьяной Павловной про
письмо. Я выскочил и, вне себя, проговорился. Вы тотчас поняли, что я что-то знаю… вы не могли не понять… вы искали важный документ и опасались за него… Подождите, Катерина Николавна, удерживайтесь еще говорить. Объявляю вам, что ваши подозрения были основательны: этот документ существует… то есть был… я его
видел; это — ваше
письмо к Андроникову, так ли?
— Вы
видели это
письмо? — быстро спросила она, в смущении и волнении. — Где вы его
видели?
— Скажите, — вдруг остановила она меня уже совсем у дверей, — вы сами
видели, что… то
письмо… разорвано? Вы хорошо это запомнили? Почему вы тогда узнали, что это было то самое
письмо к Андроникову?
— Но… я не то, совсем не то говорил! О Боже, что она может обо мне теперь подумать! Но ведь это сумасшедший? Ведь он сумасшедший… Я вчера его
видел. Когда
письмо было послано?
— Какое
письмо… врешь ты… Ты
видел ее? — бормотал я в смущении.
— Слушай, — пробормотал он, — Альфонсина… Альфонсина споет… Альфонсина была у ней; слушай: я имею
письмо, почти
письмо, где Ахмакова говорит про тебя, мне рябой достал, помнишь рябого — и вот
увидишь, вот
увидишь, пойдем!
— А вы надеялись
увидеть другого? Это — после письма-то моего о вашем разврате? Скажите, вы шли сюда без всякого страху?
Во-вторых, для убедительности, послать в
письме всю копию с ее «документа», так чтобы она могла прямо
видеть, что ее не обманывают.
С плачем раскаяния и с неистовыми жестами она затрещала (по-французски, разумеется), что
письмо она тогда взрезала сама, что оно теперь у Ламберта и что Ламберт вместе с «этим разбойником», cet homme noir, [Этим черным человеком (франц.).] хотят зазвать Madame la generale [Генеральшу (франц.).] и застрелить ее, сейчас, через час… что она узнала все это от них и что вдруг ужасно испугалась, потому что у них
увидела пистолет, le pistolet, и теперь бросилась сюда к нам, чтоб мы шли, спасли, предупредили… Cet homme noir…
Что она, Альфонсинка, боится беды, потому что сама участвовала, a cette dame, la generale, непременно приедет, «сейчас, сейчас», потому что они послали ей с
письма копию, и та тотчас
увидит, что у них в самом деле есть это
письмо, и поедет к ним, а написал ей
письмо один Ламберт, а про Версилова она не знает; а Ламберт рекомендовался как приехавший из Москвы, от одной московской дамы, une dame de Moscou (NB. Марья Ивановна!).
— Я
вижу, что здесь устроена какая-то западня, и ничего не понимаю, — сказала она, — но если только это
письмо в самом деле у вас…
Дня через три приехали опять гокейнсы, то есть один Баба и другой, по обыкновению новый, смотреть фрегат. Они пожелали видеть адмирала, объявив, что привезли ответ губернатора на письма от адмирала и из Петербурга. Баниосы передали, что его превосходительство «
увидел письмо с удовольствием и хорошо понял» и что постарается все исполнить. Принять адмирала он, без позволения, не смеет, но что послал уже курьера в Едо и ответ надеется получить скоро.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного его
письма. Приносят ко мне на почту
письмо. Взглянул на адрес —
вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это
письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь
вижу. Доверенность твоя ко мне…
В одном
письме она
видит его"ходящим по облаку"и утверждает, что не только она, но и Пфейфер это
видел; в другом усматривает его в геенне огненной, в сообществе с чертями всевозможных наименований.
Ни минуты не думая, Анна села с
письмом Бетси к столу и, не читая, приписала внизу: «Мне необходимо вас
видеть. Приезжайте к саду Вреде. Я буду там в 6 часов». Она запечатала, и Бетси, вернувшись, при ней отдала
письмо.
Узнав о близких отношениях Алексея Александровича к графине Лидии Ивановне, Анна на третий день решилась написать ей стоившее ей большого труда
письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение
видеть сына должно зависеть от великодушия мужа. Она знала, что, если
письмо покажут мужу, он, продолжая свою роль великодушия, не откажет ей.