Неточные совпадения
И вот, против всех ожиданий, Версилова, пожав князю руку и обменявшись с ним какими-то веселыми светскими словечками, необыкновенно любопытно посмотрела на меня и, видя, что я на нее тоже смотрю, вдруг мне с улыбкою
поклонилась. Правда, она только что вошла и
поклонилась как вошедшая, но улыбка была до
того добрая, что, видимо, была преднамеренная. И, помню, я испытал необыкновенно приятное ощущение.
— А это… а это — мой милый и юный друг Аркадий Андреевич Дол… — пролепетал князь, заметив, что она мне
поклонилась, а я все сижу, — и вдруг осекся: может, сконфузился, что меня с ней знакомит (
то есть, в сущности, брата с сестрой). Подушка тоже мне
поклонилась; но я вдруг преглупо вскипел и вскочил с места: прилив выделанной гордости, совершенно бессмысленной; все от самолюбия.
Я подозревал тоже, что он к
тому же презирает меня за вчерашнюю сцену у Дергачева; это так и должно было быть: Ефим — толпа, Ефим — улица, а
та всегда
поклоняется только успеху.
Он обмерил меня взглядом, не
поклонившись впрочем, поставил свою шляпу-цилиндр на стол перед диваном, стол властно отодвинул ногой и не
то что сел, а прямо развалился на диван, на котором я не посмел сесть, так что
тот затрещал, свесил ноги и, высоко подняв правый носок своего лакированного сапога, стал им любоваться.
И поцеловала меня,
то есть я позволил себя поцеловать. Ей видимо хотелось бы еще и еще поцеловать меня, обнять, прижать, но совестно ли стало ей самой при людях, али от чего-то другого горько, али уж догадалась она, что я ее устыдился, но только она поспешно,
поклонившись еще раз Тушарам, направилась выходить. Я стоял.
Кончилась обедня, вышел Максим Иванович, и все деточки, все-то рядком стали перед ним на коленки — научила она их перед
тем, и ручки перед собой ладошками как один сложили, а сама за ними, с пятым ребенком на руках, земно при всех людях ему
поклонилась: «Батюшка, Максим Иванович, помилуй сирот, не отымай последнего куска, не выгоняй из родного гнезда!» И все, кто тут ни был, все прослезились — так уж хорошо она их научила.
Я
поклонился ей и вышел молча, в
то же время почти не смея взглянуть на нее; но не сошел еще с лестницы, как догнала меня Настасья Егоровна с сложенным вдвое полулистом почтовой бумаги.
И хотя бы это все было даже и вздором,
то есть «всесоединение идей» (что, конечно, немыслимо),
то все-таки уж одно
то хорошо, что он всю жизнь
поклонялся идее, а не глупому золотому тельцу.
— Был,
поклонился ему и помолился о нем. Какой спокойный, благообразный лик у него, мама! Спасибо вам, мама, что не пожалели ему на гроб. Мне сначала это странно показалось, но тотчас же подумал, что и сам
то же бы сделал.
Прилетела в дом // Сизым голубем… // Поклонился мне // Свекор-батюшка, // Поклонилася // Мать-свекровушка, // Деверья, зятья // Поклонилися, // Поклонилися, // Повинилися! // Вы садитесь-ка, // Вы не кланяйтесь, // Вы послушайте. // Что скажу я вам: //
Тому кланяться, // Кто сильней меня, — // Кто добрей меня, // Тому славу петь. // Кому славу петь? // Губернаторше! // Доброй душеньке // Александровне!
Неточные совпадения
Купцы. Да уж куда милость твоя ни запроводит его, все будет хорошо, лишь бы,
то есть, от нас подальше. Не побрезгай, отец наш, хлебом и солью:
кланяемся тебе сахарцом и кузовком вина.
Удары градом сыпались: // — Убью! пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» //
Тем кончилось, что прасола // Клим сжал рукой, как обручем, // Другой вцепился в волосы // И гнул со словом «
кланяйся» // Купца к своим ногам.
Пришла старуха старая, // Рябая, одноглазая, // И объявила,
кланяясь, // Что счастлива она: // Что у нее по осени // Родилось реп до тысячи // На небольшой гряде. // — Такая репа крупная, // Такая репа вкусная, // А вся гряда — сажени три, // А впоперечь — аршин! — // Над бабой посмеялися, // А водки капли не дали: // «Ты дома выпей, старая, //
Той репой закуси!»
Крестьяне низко
кланялись, // Бурмистр (смекнули странники, // Что
тот мужик присадистый // Бурмистр) перед помещиком, // Как бес перед заутреней, // Юлил: «Так точно!
Тем не менее глуповцам показались они так любы, что немедленно собрали они сходку и порешили так: знатным обоего пола особам
кланяться Перуну, а смердам — приносить жертвы Волосу.