Кстати, ведь действительно ужасно много есть современных людей, которые, по привычке, все еще
считают себя молодым поколением, потому что всего вчера еще таким были, а между тем и не замечают, что уже на фербанте.
— Вы меня измучили оба трескучими вашими фразами и все фразами, фразами, фразами! Об чести, например! Тьфу! Я давно хотел порвать… Я рад, рад, что пришла минута. Я
считал себя связанным и краснел, что принужден принимать вас… обоих! А теперь не считаю себя связанным ничем, ничем, знайте это! Ваш Версилов подбивал меня напасть на Ахмакову и осрамить ее… Не смейте же после того говорить у меня о чести. Потому что вы — люди бесчестные… оба, оба; а вы разве не стыдились у меня брать мои деньги?
— Нет! мой милый, отнюдь нет; мы все так и уговорились. Это семейно, семейно и семейно. Пока я лишь открылся вполне Катерине Николавне, потому что
считаю себя перед нею виновным. О, Катерина Николавна — ангел, она ангел!
Неточные совпадения
Это желание прыгнуть на шею, чтоб признали меня за хорошего и начали меня обнимать или вроде того (словом, свинство), я
считаю в
себе самым мерзким из всех моих стыдов и подозревал его в
себе еще очень давно, и именно от угла, в котором продержал
себя столько лет, хотя не раскаиваюсь.
— Представьте
себе, — вскипела она тотчас же, — он
считает это за подвиг! На коленках, что ли, стоять перед тобой, что ты раз в жизни вежливость оказал? Да и это ли вежливость! Что ты в угол-то смотришь, входя? Разве я не знаю, как ты перед нею рвешь и мечешь! Мог бы и мне сказать «здравствуй», я пеленала тебя, я твоя крестная мать.
По-настоящему, я совершенно был убежден, что Версилов истребит письмо, мало того, хоть я говорил Крафту про то, что это было бы неблагородно, и хоть и сам повторял это про
себя в трактире, и что «я приехал к чистому человеку, а не к этому», — но еще более про
себя, то есть в самом нутре души, я
считал, что иначе и поступить нельзя, как похерив документ совершенно.
Сколько я мог заключить, гость, несмотря на любезность и кажущееся простодушие тона, был очень чопорен и, конечно, ценил
себя настолько, что визит свой мог
считать за большую честь даже кому бы то ни было.
— Нет-с, я сам хочу заплатить, и вы должны знать почему. Я знаю, что в этой пачке радужных — тысяча рублей, вот! — И я стал было дрожащими руками
считать, но бросил. — Все равно, я знаю, что тысяча. Ну, так вот, эту тысячу я беру
себе, а все остальное, вот эти кучи, возьмите за долг, за часть долга: тут, я думаю, до двух тысяч или, пожалуй, больше!
— О, по крайней мере я с ним вчера расплатился, и хоть это с сердца долой! Лиза, знает мама? Да как не знать: вчера-то, вчера-то она поднялась на меня!.. Ах, Лиза! Да неужто ты решительно во всем
себя считаешь правой, так-таки ни капли не винишь
себя? Я не знаю, как это судят по-теперешнему и каких ты мыслей, то есть насчет меня, мамы, брата, отца… Знает Версилов?
Дело в том, что визит ее и дозволение ей меня видеть Тушары внутри
себя, видимо,
считали чрезвычайным с их стороны снисхождением, так что посланная маме чашка кофею была, так сказать, уже подвигом гуманности, сравнительно говоря, приносившим чрезвычайную честь их цивилизованным чувствам и европейским понятиям.
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать людей столько, чтоб всякий
считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он
считал себя, человека и, главное, такого простого, ничем не выдающегося человека.
Неточные совпадения
Понимая всю важность этих вопросов, издатель настоящей летописи
считает возможным ответить на них нижеследующее: история города Глупова прежде всего представляет
собой мир чудес, отвергать который можно лишь тогда, когда отвергается существование чудес вообще.
Сверх того, он уже потому чувствовал
себя беззащитным перед демагогами, что последние, так сказать,
считали его своим созданием и в этом смысле действовали до крайности ловко.
Почему он молчал? потому ли, что
считал непонимание глуповцев не более как уловкой, скрывавшей за
собой упорное противодействие, или потому, что хотел сделать обывателям сюрприз, — достоверно определить нельзя.
Тогда он не обратил на этот факт надлежащего внимания и даже
счел его игрою воображения, но теперь ясно, что градоначальник, в видах собственного облегчения, по временам снимал с
себя голову и вместо нее надевал ермолку, точно так, как соборный протоиерей, находясь в домашнем кругу, снимает с
себя камилавку [Камилавка (греч.) — особой формы головной убор, который носят старшие по чину священники.] и надевает колпак.
Издатель не
счел, однако ж,
себя вправе утаить эти подробности; напротив того, он думает, что возможность подобных фактов в прошедшем еще с большею ясностью укажет читателю на ту бездну, которая отделяет нас от него.