Могущество! Я убежден, что очень многим стало бы очень смешно, если б узнали, что такая «дрянь» бьет на могущество. Но я еще более изумлю: может быть, с самых первых мечтаний моих, то есть чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя как на первом месте, всегда и во всех оборотах жизни. Прибавлю
странное признание: может быть, это продолжается еще до сих пор. При этом замечу, что я прощения не прошу.
Неточные совпадения
И вот я в руках существа, конечно не человеческого, но которое есть, существует: «А, стало быть, есть и за гробом жизнь!» — подумал я с
странным легкомыслием сна, но сущность сердца моего оставалась со мною, во всей глубине: «И если надо быть снова, — подумал я, — и жить опять по чьей-то неустранимой воле, то не хочу, чтоб меня победили и унизили!» — «Ты знаешь, что я боюсь тебя, и за то презираешь меня», — сказал я вдруг моему спутнику, не удержавшись от унизительного вопроса, в котором заключалось
признание, и ощутив, как укол булавки, в сердце моем унижение мое.
Токарев после всего вчерашнего чувствовал себя, как в похмелье. Что это произошло? И разговоры Сергея, и
признания Варвары Васильевны, и припадок Сергея — все сплошь представлялось невероятно диким и больным кошмаром. И собственные его откровенности с Варварой Васильевной, — он как будто высказал их в каком-то опьянении, и было стыдно. Что могло его так опьянить? Неожиданная откровенность Варвары Васильевны? Этот
странный гул сада, который напрягал нервы и располагал к чему-то необычному, особенному?
— В таком случае я отказываюсь объяснить ваше более чем
странное поведение относительно меня. Вы сидите у меня, чуть не признаетесь мне в любви, обрываете это
признанье на половине, что объясняете внезапным приступом головной боли, уезжаете, не кажете глаз около месяца и, наконец, просите снова свиданья запиской, очень
странной по форме. Согласитесь, что я вправе удивляться.
Германский дух чужд духу античности и
странным образом родствен духу Индии: тот же идеализм, та же духовность, та же отчужденность от конкретной плоти бытия, то же
признание индивидуальности греховным отпадением.
Только
признание в нем этого чувства заставило народ такими
странными путями его, в немилости находящегося старика, выбрать, против воли царя, в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.