Неточные совпадения
Наконец из калитки вышел какой-то чиновник, пожилой; судя
по виду, спал, и его нарочно разбудили; не то что в халате, а так, в чем-то очень домашнем; стал у калитки, заложил руки назад и начал
смотреть на меня, я — на него.
Отойдя шагов сто
по улице, я вынул ее
посмотреть,
посмотрел и хотел поцеловать.
— Ах да! Я и забыл! — сказал он вдруг совсем не тем голосом, с недоумением
смотря на меня, — я вас зазвал
по делу и между тем… Ради Бога, извините.
— Ничего я и не говорю про мать, — резко вступился я, — знайте, мама, что я
смотрю на Лизу как на вторую вас; вы сделали из нее такую же прелесть
по доброте и характеру, какою, наверно, были вы сами, и есть теперь, до сих пор, и будете вечно…
— Ну, а я так
по лицу Татьяны Павловны давно угадал, что она в меня влюблена. Не
смотрите так зверски на меня, Татьяна Павловна, лучше смеяться! Лучше смеяться!
Татьяна Павловна хлопотала около меня весь тот день и покупала мне много вещей; я же все ходил
по всем пустым комнатам и
смотрел на себя во все зеркала.
— Друг мой, если хочешь, никогда не была, — ответил он мне, тотчас же скривившись в ту первоначальную, тогдашнюю со мной манеру, столь мне памятную и которая так бесила меня: то есть, по-видимому, он само искреннее простодушие, а
смотришь — все в нем одна лишь глубочайшая насмешка, так что я иной раз никак не мог разобрать его лица, — никогда не была! Русская женщина — женщиной никогда не бывает.
И стала я на нее, матушка, под самый конец даже ужасаться: ничего-то она не говорит со мной, сидит
по целым часам у окна,
смотрит на крышу дома напротив да вдруг крикнет: „Хоть бы белье стирать, хоть бы землю копать!“ — только одно слово какое-нибудь этакое и крикнет, топнет ногою.
Он был все тот же, так же щеголевато одет, так же выставлял грудь вперед, так же глупо
смотрел в глаза, так же воображал, что хитрит, и был очень доволен собой. Но на этот раз, входя, он как-то странно осмотрелся; что-то особенно осторожное и проницательное было в его взгляде, как будто он что-то хотел угадать
по нашим физиономиям. Мигом, впрочем, он успокоился, и самоуверенная улыбка засияла на губах его, та «просительно-наглая» улыбка, которая все-таки была невыразимо гадка для меня.
— Именно, Анна Андреевна, — подхватил я с жаром. — Кто не мыслит о настоящей минуте России, тот не гражданин! Я
смотрю на Россию, может быть, с странной точки: мы пережили татарское нашествие, потом двухвековое рабство и уж конечно потому, что то и другое нам пришлось
по вкусу. Теперь дана свобода, и надо свободу перенести: сумеем ли? Так же ли
по вкусу нам свобода окажется? — вот вопрос.
— Вы решительно — несчастье моей жизни, Татьяна Павловна; никогда не буду при вас сюда ездить! — и я с искренней досадой хлопнул ладонью
по столу; мама вздрогнула, а Версилов странно
посмотрел на меня. Я вдруг рассмеялся и попросил у них прощения.
—
По моему обычаю, дошел, гуляя, до твоей квартиры и даже подождал тебя у Петра Ипполитовича, но соскучился. Они там у тебя вечно ссорятся, а сегодня жена у него даже слегла и плачет.
Посмотрел и пошел.
Как нарочно, кляча тащила неестественно долго, хоть я и обещал целый рубль. Извозчик только стегал и, конечно, настегал ее на рубль. Сердце мое замирало; я начинал что-то заговаривать с извозчиком, но у меня даже не выговаривались слова, и я бормотал какой-то вздор. Вот в каком положении я вбежал к князю. Он только что воротился; он завез Дарзана и был один. Бледный и злой, шагал он
по кабинету. Повторю еще раз: он страшно проигрался. На меня он
посмотрел с каким-то рассеянным недоумением.
— Что? Как! — вскричал я, и вдруг мои ноги ослабели, и я бессильно опустился на диван. Он мне сам говорил потом, что я побледнел буквально как платок. Ум замешался во мне. Помню, мы все
смотрели молча друг другу в лицо. Как будто испуг прошел
по его лицу; он вдруг наклонился, схватил меня за плечи и стал меня поддерживать. Я слишком помню его неподвижную улыбку; в ней были недоверчивость и удивление. Да, он никак не ожидал такого эффекта своих слов, потому что был убежден в моей виновности.
Я до сих пор наклонен
смотреть на эту встречу мою с Ламбертом как на нечто даже пророческое… судя
по крайней мере
по обстоятельствам и последствиям встречи.
Он перевел дух и вздохнул. Решительно, я доставил ему чрезвычайное удовольствие моим приходом. Жажда сообщительности была болезненная. Кроме того, я решительно не ошибусь, утверждая, что он
смотрел на меня минутами с какою-то необыкновенною даже любовью: он ласкательно клал ладонь на мою руку, гладил меня
по плечу… ну, а минутами, надо признаться, совсем как бы забывал обо мне, точно один сидел, и хотя с жаром продолжал говорить, но как бы куда-то на воздух.
А я в этот микроскоп, еще тридцать пять лет перед тем,
смотрел у Александра Владимировича Малгасова, господина нашего, дядюшки Андрея Петровичева
по матери, от которого вотчина и отошла потом,
по смерти его, к Андрею Петровичу.
Я сидел и слушал краем уха; они говорили и смеялись, а у меня в голове была Настасья Егоровна с ее известиями, и я не мог от нее отмахнуться; мне все представлялось, как она сидит и
смотрит, осторожно встает и заглядывает в другую комнату. Наконец они все вдруг рассмеялись: Татьяна Павловна, совсем не знаю
по какому поводу, вдруг назвала доктора безбожником: «Ну уж все вы, докторишки, — безбожники!..»
— А как вы, Макар Иванович,
смотрите на грех самоубийства? — спросил я его
по тому же поводу.
Мальчик, как вспомнил про все, вскрикнул, бросился к воде, прижал себе к обеим грудкам
по кулачку,
посмотрел в небеса (видели, видели!) — да бух в воду!
О, она ведь и сама, я уверен, слишком хорошо понимала, что Ламберт преувеличил и даже просто налгал ей, единственно чтоб иметь благовидный предлог явиться к ней и завязать с нею сношения; если же
смотрела мне в глаза, как уверенная в истине моих слов и моей преданности, то, конечно, знала, что я не посмею отказаться, так сказать, из деликатности и
по моей молодости.
— Или идиотка; впрочем, я думаю, что и сумасшедшая. У нее был ребенок от князя Сергея Петровича (
по сумасшествию, а не
по любви; это — один из подлейших поступков князя Сергея Петровича); ребенок теперь здесь, в той комнате, и я давно хотел тебе показать его. Князь Сергей Петрович не смел сюда приходить и
смотреть на ребенка; это был мой с ним уговор еще за границей. Я взял его к себе, с позволения твоей мамы. С позволения твоей мамы хотел тогда и жениться на этой… несчастной…
Я велел лакею о себе доложить, и, кажется, в немного гордых выражениях:
по крайней мере, уходя докладывать, он
посмотрел на меня странно, мне показалось, даже не так почтительно, как бы следовало.
Во-первых, в лице его я, с первого взгляда
по крайней мере, не заметил ни малейшей перемены. Одет он был как всегда, то есть почти щеголевато. В руках его был небольшой, но дорогой букет свежих цветов. Он подошел и с улыбкой подал его маме; та было
посмотрела с пугливым недоумением, но приняла букет, и вдруг краска слегка оживила ее бледные щеки, а в глазах сверкнула радость.