Неточные совпадения
Именно таинственные потому, что были накоплены из карманных денег моих, которых отпускалось мне
по пяти рублей в месяц, в продолжение двух лет; копление же началось с первого
дня моей «идеи», а потому Версилов не должен был знать об этих деньгах ни слова.
— Александра Петровна Синицкая, — ты, кажется, ее должен был здесь встретить недели три тому, — представь, она третьего
дня вдруг мне, на мое веселое замечание, что если я теперь женюсь, то
по крайней мере могу быть спокоен, что не будет детей, — вдруг она мне и даже с этакою злостью: «Напротив, у вас-то и будут, у таких-то, как вы, и бывают непременно, с первого даже года пойдут, увидите».
Мне в этот же
день надо было видеть Ефима Зверева, одного из прежних товарищей
по гимназии, бросившего гимназию и поступившего в Петербурге в одно специальное высшее училище.
Что мне за
дело о том, что будет через тысячу лет с этим вашим человечеством, если мне за это,
по вашему кодексу, — ни любви, ни будущей жизни, ни признания за мной подвига?
— Это письмо того самого Столбеева,
по смерти которого из-за завещания его возникло
дело Версилова с князьями Сокольскими.
Не желаю судить теперь о намерениях Алексея Никаноровича в этом случае и признаюсь,
по смерти его я находился в некоторой тягостной нерешимости, что мне делать с этим документом, особенно ввиду близкого решения этого
дела в суде.
Затем произошло одно странное обстоятельство: болезненная падчерица Катерины Николавны, по-видимому, влюбилась в Версилова, или чем-то в нем поразилась, или воспламенилась его речью, или уж я этого ничего не знаю; но известно, что Версилов одно время все почти
дни проводил около этой девушки.
На
днях я опять читал про одного нищего, из благородных, ходившего
по трактирам и протягивавшего там руку.
Этот вопрос об еде я обдумывал долго и обстоятельно; я положил, например, иногда
по два
дня сряду есть один хлеб с солью, но с тем чтобы на третий
день истратить сбережения, сделанные в два
дня; мне казалось, что это будет выгоднее для здоровья, чем вечный ровный пост на минимуме в пятнадцать копеек.
Раз заведя, я был уверен, что проношу долго; я два с половиной года нарочно учился носить платье и открыл даже секрет: чтобы платье было всегда ново и не изнашивалось, надо чистить его щеткой сколь возможно чаще, раз
по пяти и шести в
день.
Какое мне
дело, что меня толкают на улице, что я принужден перебегать вприпрыжку
по грязи, чтоб меня не раздавили извозчики.
Я каждый
день бегал к Дарье Родивоновне, раза
по три, а через неделю подарил ей лично, в руку, потихоньку от мужа, еще три рубля.
Это правда, он готов был носить белье
по два
дня, что даже огорчало мать; это у них считалось за жертву, и вся эта группа преданных женщин прямо видела в этом подвиг.
Там меня барышни по-французски научили, но больше всего я любил басни Крылова, заучил их множество наизусть и каждый
день декламировал
по басне Андроникову, прямо входя к нему в его крошечный кабинет, занят он был или нет.
Татьяна Павловна хлопотала около меня весь тот
день и покупала мне много вещей; я же все ходил
по всем пустым комнатам и смотрел на себя во все зеркала.
Не знаю почему, но раннее деловое петербургское утро, несмотря на чрезвычайно скверный свой вид, мне всегда нравится, и весь этот спешащий
по своим
делам, эгоистический и всегда задумчивый люд имеет для меня, в восьмом часу утра, нечто особенно привлекательное.
— Да уж
по тому одному не пойду, что согласись я теперь, что тогда пойду, так ты весь этот срок апелляции таскаться начнешь ко мне каждый
день. А главное, все это вздор, вот и все. И стану я из-за тебя мою карьеру ломать? И вдруг князь меня спросит: «Вас кто прислал?» — «Долгорукий». — «А какое
дело Долгорукому до Версилова?» Так я должен ему твою родословную объяснять, что ли? Да ведь он расхохочется!
— Не позволите ли войти
по важнейшему
делу? — громко и осанисто произнес Стебельков.
Это была злобная и курносая чухонка и, кажется, ненавидевшая свою хозяйку, Татьяну Павловну, а та, напротив, расстаться с ней не могла
по какому-то пристрастию, вроде как у старых
дев к старым мокроносым моськам или вечно спящим кошкам.
— Я тут ни при чем, — поспешил я отмахнуться и стал в сторонке, — я встретил эту особу лишь у ворот; она вас разыскивала, и никто не мог ей указать. Я же
по своему собственному
делу, которое буду иметь удовольствие объяснить после них…
— Я не знаю, выгнан ли, но он оставил полк в самом
деле по неприятностям. Вам известно, что он прошлого года осенью, именно будучи в отставке, месяца два или три прожил в Луге?
— У Столбеевой. Когда мы в Луге жили, я у ней
по целым
дням сиживала; она и маму у себя принимала и к нам даже ходила. А она ни к кому почти там не ходила. Андрею Петровичу она дальняя родственница, и князьям Сокольским родственница: она князю какая-то бабушка.
Резко отмечаю
день пятнадцатого ноября —
день слишком для меня памятный
по многим причинам.
Я знал, серьезно знал, все эти три
дня, что Версилов придет сам, первый, — точь-в-точь как я хотел того, потому что ни за что на свете не пошел бы к нему первый, и не
по строптивости, а именно
по любви к нему,
по какой-то ревности любви, — не умею я этого выразить.
— Приду, приду, как обещал. Слушай, Лиза: один поганец — одним словом, одно мерзейшее существо, ну, Стебельков, если знаешь, имеет на его
дела страшное влияние… векселя… ну, одним словом, держит его в руках и до того его припер, а тот до того унизился, что уж другого исхода, как в предложении Анне Андреевне, оба не видят. Ее по-настоящему надо бы предупредить; впрочем, вздор, она и сама поправит потом все
дела. А что, откажет она ему, как ты думаешь?
Помните, вы смеялись, что я читаю русские газеты,
по две газеты в
день?
К князю я решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но в сумерки получил
по городской почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших
дел, и сами увидите, что за
делом». Обдумав, я решил поступить судя
по обстоятельствам, так как до завтра было еще далеко.
— Будь уверен, мой друг, что я искренно радуюсь, — ответил он, вдруг приняв удивительно серьезную мину, — он стар, конечно, но жениться может,
по всем законам и обычаям, а она — тут опять-таки
дело чужой совести, то, что уже я тебе повторял, мой друг.
Он ко мне повадился, я с ним не церемонился, он просиживал у меня в углу молча
по целым
дням, но с достоинством, хотя не мешал мне вовсе.
Я попросил его перейти к
делу; все
дело, как я и предугадал вполне, заключалось лишь в том, чтоб склонить и уговорить князя ехать просить окончательной помощи у князя Николая Ивановича. «Не то ведь ему очень, очень плохо может быть, и не
по моей уж воле; так иль не так?»
— Я слышал, что
дела господина Стебелькова несколько порасстроились, — попробовал я еще спросить, —
по крайней мере я слышал про одни акции…
Я обиделся на французские хлебы и с ущемленным видом ответил, что здесь у нас «пища» очень хорошая и нам каждый
день дают к чаю
по целой французской булке.
О, тогда ненависть, глухая ненависть ко всему уже проникла в мое сердце, совсем напитала его; я хоть и обчищал щеткой Тушара по-прежнему, но уже ненавидел его изо всех сил и каждый
день все больше и больше.
Лизу я видел реже, чем маму, хотя она заходила ко мне каждый
день, даже
по два раза.
Я знал это
по прежним
дням, и то, что это непременно сбудется через час, а главное то, что я знал об этом вперед, как дважды два, разозлило меня до злобы.
Я уже не раз слышал какие-то звуки и
днем и
по ночам, но все лишь мгновениями, самыми краткими, и тишина восстановлялась тотчас же полная, на несколько часов, так что я и не обращал внимания.
Слышу, деточки, голоса ваши веселые, слышу шаги ваши на родных отчих могилках в родительский
день; живите пока на солнышке, радуйтесь, а я за вас Бога помолю, в сонном видении к вам сойду… все равно и
по смерти любовь!..
Она ходила к Васину каждый
день, ходила тоже
по судам,
по начальству князя, ходила к адвокатам, к прокурору; под конец ее почти совсем не бывало
по целым
дням дома.
Разумеется, каждый
день, раза
по два, посещала и князя, который был заключен в тюрьме, в дворянском отделении, но свидания эти, как я вполне убедился впоследствии, бывали очень для Лизы тягостны.
Я присел на кровати, холодный пот выступил у меня на лбу, но я чувствовал не испуг: непостижимое для меня и безобразное известие о Ламберте и его происках вовсе, например, не наполнило меня ужасом, судя
по страху, может быть безотчетному, с которым я вспоминал и в болезни и в первые
дни выздоровления о моей с ним встрече в тогдашнюю ночь.
Дело в высшей степени пустое; я упоминал уже о том, что злобная чухонка иногда, озлясь, молчала даже
по неделям, не отвечая ни слова своей барыне на ее вопросы; упоминал тоже и о слабости к ней Татьяны Павловны, все от нее переносившей и ни за что не хотевшей прогнать ее раз навсегда.
Чухонка и тут не произнесла даже ни малейшего звука, но в тот же
день вошла в сообщение с жившим
по той же черной лестнице, где-то в углу внизу, отставным мичманом Осетровым, занимавшимся хождением
по разного рода
делам и, разумеется, возбуждением подобного рода
дел в судах, из борьбы за существование.
День был чрезвычайно ясный; стору у Макара Ивановича не поднимали обыкновенно во весь
день,
по приказанию доктора; но на окне была не стора, а занавеска, так что самый верх окна был все-таки не закрыт; это потому, что старик тяготился, не видя совсем, при прежней сторе, солнца.
Но меня мигом остановили. Повторяю: я не знал об их уговоре насчет мамы и Макара Ивановича; меня же
по прежним
делам, уж конечно, они считали способным на всякий скандал в этом роде.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не относился ко мне свысока, то есть вроде как бы старец к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет
дело, хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо знал, что надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его
по образованию.
Кроме мамы, не отходившей от Макара Ивановича, всегда
по вечерам в его комнатку приходил Версилов; всегда приходил я, да и негде мне было и быть; в последние
дни почти всегда заходила Лиза, хоть и попозже других, и всегда почти сидела молча.
«Ишь ведь! снести его к матери; чего он тут на фабрике шлялся?» Два
дня потом молчал и опять спросил: «А что мальчик?» А с мальчиком вышло худо: заболел, у матери в угле лежит, та и место
по тому случаю у чиновников бросила, и вышло у него воспаление в легких.
И не напрасно приснился отрок. Только что Максим Иванович о сем изрек, почти, так сказать, в самую ту минуту приключилось с новорожденным нечто: вдруг захворал. И болело дитя восемь
дней, молились неустанно, и докторов призывали, и выписали из Москвы самого первого доктора
по чугунке. Прибыл доктор, рассердился. «Я, говорит, самый первый доктор, меня вся Москва ожидает». Прописал капель и уехал поспешно. Восемьсот рублей увез. А ребеночек к вечеру помер.
И вот, в одно прекрасное утро, на рассвете, он вдруг находит меня замерзавшего под забором и прямо нападает на след «богатейшего»,
по его мнению, «
дела».
А что я приду к нему первому, а не к кому другому, в первый же
день по выздоровлении, то и в этом он не сомневался нимало...