Неточные совпадения
— Такие чувства вам, конечно, делают честь, и, без сомнения, вам есть чем гордиться; но я бы
на вашем
месте все-таки не очень праздновал, что незаконнорожденный… а вы точно именинник!
Версилов, отец мой, которого я видел всего только раз в моей жизни,
на миг, когда мне было всего десять лет (и который в один этот миг успел поразить меня), Версилов, в ответ
на мое письмо, не ему, впрочем, посланное, сам вызвал меня в Петербург собственноручным письмом, обещая частное
место.
К тому же обо всем этом слишком довольно будет
на своем
месте, затем и перо взял.
Я с самого детства привык воображать себе этого человека, этого «будущего отца моего» почти в каком-то сиянии и не мог представить себе иначе, как
на первом
месте везде.
В это девятнадцатое число я должен был тоже получить мое первое жалованье за первый месяц моей петербургской службы
на моем «частном»
месте.
Об
месте этом они меня и не спрашивали, а просто отдали меня
на него, кажется, в самый первый день, как я приехал.
Этого чиновника, служившего, кроме того,
на казенном
месте, и одного было бы совершенно достаточно; но, по желанию самого князя, прибавили и меня, будто бы
на помощь чиновнику; но я тотчас же был переведен в кабинет и часто, даже для виду, не имел пред собою занятий, ни бумаг, ни книг.
Вошли две дамы, обе девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены князя, или что-то в этом роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова, дочь Версилова, старше меня тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого времени всего только раз в моей жизни, мельком
на улице, хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел в Москве стычку (очень может быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если
место будет, потому что в сущности не стоит).
Я подступил: вещь
на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном
месте, был изъян. Я только один и подошел смотреть, все молчали; конкурентов не было. Я бы мог отстегнуть застежки и вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть вещь, но правом моим не воспользовался и только махнул дрожащей рукой: «дескать, все равно».
Дергачев жил в маленьком флигеле,
на дворе деревянного дома одной купчихи, но зато флигель занимал весь. Всего было чистых три комнаты. Во всех четырех окнах были спущены шторы. Это был техник и имел в Петербурге занятие; я слышал мельком, что ему выходило одно выгодное частное
место в губернии и что он уже отправляется.
В последние два года я даже перестал книги читать, боясь наткнуться
на какое-нибудь
место не в пользу «идеи», которое могло бы потрясти меня.
— Я думаю, что всякий
на его
месте так бы поступил.
— Есть. До свиданья, Крафт; благодарю вас и жалею, что вас утрудил! Я бы,
на вашем
месте, когда у самого такая Россия в голове, всех бы к черту отправлял: убирайтесь, интригуйте, грызитесь про себя — мне какое дело!
Закат солнца (почему Крафт удивился, что я не люблю заката?) навел
на меня какие-то новые и неожиданные ощущения совсем не к
месту.
Могущество! Я убежден, что очень многим стало бы очень смешно, если б узнали, что такая «дрянь» бьет
на могущество. Но я еще более изумлю: может быть, с самых первых мечтаний моих, то есть чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя как
на первом
месте, всегда и во всех оборотах жизни. Прибавлю странное признание: может быть, это продолжается еще до сих пор. При этом замечу, что я прощения не прошу.
В том-то и «идея» моя, в том-то и сила ее, что деньги — это единственный путь, который приводит
на первое
место даже ничтожество.
О, пусть, пусть эта страшная красавица (именно страшная, есть такие!) — эта дочь этой пышной и знатной аристократки, случайно встретясь со мной
на пароходе или где-нибудь, косится и, вздернув нос, с презрением удивляется, как смел попасть в первое
место, с нею рядом, этот скромный и плюгавый человечек с книжкой или с газетой в руках?
Это был очень маленький и очень плотненький французик, лет сорока пяти и действительно парижского происхождения, разумеется из сапожников, но уже с незапамятных времен служивший в Москве
на штатном
месте, преподавателем французского языка, имевший даже чины, которыми чрезвычайно гордился, — человек глубоко необразованный.
Я скоро сошел с дивана, потому что подслушивать показалось мне стыдно, и перебрался
на мое старое
место, у окна,
на плетеном стуле.
В других
местах я сам
на расспросы хозяев отвечал так нелепо, что
на меня глядели с удивлением, а в одной квартире так даже поссорился.
— Дайте ему в щеку! Дайте ему в щеку! — прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна хоть и смотрела
на меня (я помню все до черточки), не сводя глаз, но не двигалась с
места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно бы сама исполнила свой совет, так что я невольно поднял руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и показалось, что я сам замахиваюсь.
Когда мы вошли в залу, мать сидела
на своем обычном
месте за работой, а сестра вышла поглядеть из своей комнаты и остановилась в дверях.
— Я бы из гордости одной
на ее
месте не противоречил!
Деньги шестьдесят рублей
на столе лежат: «Уберите, говорит, маменька:
место получим, первым долгом как можно скорей отдадим, докажем, что мы честные, а что мы деликатные, то он уже видел это».
Начнется борьба, и, после семидесяти семи поражений, нищие уничтожат акционеров, отберут у них акции и сядут
на их
место, акционерами же разумеется.
С князем он был
на дружеской ноге: они часто вместе и заодно играли; но князь даже вздрогнул, завидев его, я заметил это с своего
места: этот мальчик был всюду как у себя дома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что
на ум придет, и, уж разумеется, ему и в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит перед своим важным гостем за свое общество.
Давеча князь крикнул ему вслед, что не боится его вовсе: уж и в самом деле не говорил ли Стебельков ему в кабинете об Анне Андреевне; воображаю, как бы я был взбешен
на его
месте.
— Крафт мне рассказал его содержание и даже показал мне его… Прощайте! Когда я бывал у вас в кабинете, то робел при вас, а когда вы уходили, я готов был броситься и целовать то
место на полу, где стояла ваша нога… — проговорил я вдруг безотчетно, сам не зная как и для чего, и, не взглянув
на нее, быстро вышел.
Ничего подобного этому я не мог от нее представить и сам вскочил с
места, не то что в испуге, а с каким-то страданием, с какой-то мучительной раной
на сердце, вдруг догадавшись, что случилось что-то тяжелое. Но мама не долго выдержала: закрыв руками лицо, она быстро вышла из комнаты. Лиза, даже не глянув в мою сторону, вышла вслед за нею. Татьяна Павловна с полминуты смотрела
на меня молча.
Я бы никогда не мог вообразить такого гнева от такого философа и из-за такой ничтожной причины. И заметьте, что мы прервали разговор
на самом интереснейшем для него
месте, о чем он и сам заявил.
Ну, так что ж, мой милый? этот сын Марса остановил нас
на самом, кажется, интересном
месте…
Я искренно рассказал ему, что готов был бросаться целовать то
место на полу, где стояла ее нога.
Было уже восемь часов; я бы давно пошел, но все поджидал Версилова: хотелось ему многое выразить, и сердце у меня горело. Но Версилов не приходил и не пришел. К маме и к Лизе мне показываться пока нельзя было, да и Версилова, чувствовалось мне, наверно весь день там не было. Я пошел пешком, и мне уже
на пути пришло в голову заглянуть во вчерашний трактир
на канаве. Как раз Версилов сидел
на вчерашнем своем
месте.
Я поместился опять у zero, то есть опять между Зерщиковым и Афердовым, который всегда усаживался подле Зерщикова справа; мне претило это
место, но мне непременно хотелось ставить
на zero, а все остальные
места у zéro были заняты.
Мы играли уже с лишком час; наконец я увидел с своего
места, что князь вдруг встал и, бледный, перешел к нам и остановился передо мной напротив, через стол: он все проиграл и молча смотрел
на мою игру, впрочем, вероятно, ничего в ней не понимая и даже не думая уже об игре.
Не знаю, но я точно бы так же поступил
на ее
месте.
Я замолчал, потому что опомнился. Мне унизительно стало как бы объяснять ей мои новые цели. Она же выслушала меня без удивления и без волнения, но последовал опять молчок. Вдруг она встала, подошла к дверям и выглянула в соседнюю комнату. Убедившись, что там нет никого и что мы одни, она преспокойно воротилась и села
на прежнее
место.
Все закричали, зарадовались, а солдат, как стоял, так ни с
места, точно в столб обратился, не понимает ничего; не понял ничего и из того, что председатель сказал ему в увещание, отпуская
на волю.
Есть по нашему
месту такой
на детей кашель, коклюш, что с одного
на другого переходит.
«Ишь ведь! снести его к матери; чего он тут
на фабрике шлялся?» Два дня потом молчал и опять спросил: «А что мальчик?» А с мальчиком вышло худо: заболел, у матери в угле лежит, та и
место по тому случаю у чиновников бросила, и вышло у него воспаление в легких.
А
место это широкое, река быстрая, барки проходят;
на той стороне лавки, площадь, храм Божий златыми главами сияет.
И вот
на памяти людской еще не было в тех
местах, чтобы такой малый робеночек
на свою жизнь посягнул!
И тут у перевоза мальчика, над самой рекой,
на том самом
месте, и беспременно, чтобы два кулачка вот так к груди прижал, к обоим сосочкам.
Другой бы
на его
месте трусил и все бы еще сомневался; но Ламберт был молод, дерзок, с нетерпеливейшей жаждой наживы, мало знал людей и несомненно предполагал их всех подлыми; такой усумниться не мог, тем более что уже выпытал у Анны Андреевны все главнейшие подтверждения.
— Мадье де Монжо? — повторил он вдруг опять
на всю залу, не давая более никаких объяснений, точно так же как давеча глупо повторял мне у двери, надвигаясь
на меня: Dolgorowky? Поляки вскочили с
места, Ламберт выскочил из-за стола, бросился было к Андрееву, но, оставив его, подскочил к полякам и принялся униженно извиняться перед ними.
— Скверно очень-с, — прошептал
на этот раз уже с разозленным видом рябой. Между тем Ламберт возвратился почти совсем бледный и что-то, оживленно жестикулируя, начал шептать рябому. Тот между тем приказал лакею поскорей подавать кофе; он слушал брезгливо; ему, видимо, хотелось поскорее уйти. И однако, вся история была простым лишь школьничеством. Тришатов с чашкою кофе перешел с своего
места ко мне и сел со мною рядом.
Постойте, я еще бокал выпью, — помните вы там одно
место в конце, когда они — сумасшедший этот старик и эта прелестная тринадцатилетняя девочка, внучка его, после фантастического их бегства и странствий, приютились наконец где-то
на краю Англии, близ какого-то готического средневекового собора, и эта девочка какую-то тут должность получила, собор посетителям показывала…
О том, как подействовало все это «известие»
на меня, — расскажу потом, в своем
месте, а теперь — лишь несколько заключительных слов о нем.
Он убежал к себе по лестнице. Конечно, все это могло навести
на размышления. Я нарочно не опускаю ни малейшей черты из всей этой тогдашней мелкой бессмыслицы, потому что каждая черточка вошла потом в окончательный букет, где и нашла свое
место, в чем и уверится читатель. А что тогда они действительно сбивали меня с толку, то это — правда. Если я был так взволнован и раздражен, то именно заслышав опять в их словах этот столь надоевший мне тон интриг и загадок и напомнивший мне старое. Но продолжаю.
— Я так и знал, что ты так примешь, Соня, — проговорил он. Так как мы все встали при входе его, то он, подойдя к столу, взял кресло Лизы, стоявшее слева подле мамы, и, не замечая, что занимает чужое
место, сел
на него. Таким образом, прямо очутился подле столика,
на котором лежал образ.