Неточные совпадения
Согрешив, они тотчас покаялись. Он с остроумием рассказывал мне, что рыдал
на плече Макара Ивановича, которого нарочно призвал для сего случая в кабинет, а она — она в то
время лежала где-то в забытьи, в своей дворовой клетушке…
Версилов еще недавно имел огромное влияние
на дела этого старика и был его другом, странным другом, потому что этот бедный князь, как я заметил, ужасно боялся его, не только в то
время, как я поступил, но, кажется, и всегда во всю дружбу.
Появившись, она проводила со мною весь тот день, ревизовала мое белье, платье, разъезжала со мной
на Кузнецкий и в город, покупала мне необходимые вещи, устроивала, одним словом, все мое приданое до последнего сундучка и перочинного ножика; при этом все
время шипела
на меня, бранила меня, корила меня, экзаменовала меня, представляла мне в пример других фантастических каких-то мальчиков, ее знакомых и родственников, которые будто бы все были лучше меня, и, право, даже щипала меня, а толкала положительно, даже несколько раз, и больно.
О mon cher, этот детский вопрос в наше
время просто страшен: покамест эти золотые головки, с кудрями и с невинностью, в первом детстве, порхают перед тобой и смотрят
на тебя, с их светлым смехом и светлыми глазками, — то точно ангелы Божии или прелестные птички; а потом… а потом случается, что лучше бы они и не вырастали совсем!
— Совершенно верно, великолепно! — вскричал я в восхищении. В другое
время мы бы тотчас же пустились в философские размышления
на эту тему,
на целый час, но вдруг меня как будто что-то укусило, и я весь покраснел. Мне представилось, что я, похвалами его бонмо, подлещаюсь к нему перед деньгами и что он непременно это подумает, когда я начну просить. Я нарочно упоминаю теперь об этом.
Он как-то вдруг оборвал, раскис и задумался. После потрясений (а потрясения с ним могли случаться поминутно, Бог знает с чего) он обыкновенно
на некоторое
время как бы терял здравость рассудка и переставал управлять собой; впрочем, скоро и поправлялся, так что все это было не вредно. Мы просидели с минуту. Нижняя губа его, очень полная, совсем отвисла… Всего более удивило меня, что он вдруг упомянул про свою дочь, да еще с такою откровенностью. Конечно, я приписал расстройству.
Вошли две дамы, обе девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены князя, или что-то в этом роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова, дочь Версилова, старше меня тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого
времени всего только раз в моей жизни, мельком
на улице, хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел в Москве стычку (очень может быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если место будет, потому что в сущности не стоит).
Вопросы этой девицы, бесспорно, были ненаходчивы, но, однако ж, она таки нашлась, чем замять мою глупую выходку и облегчить смущение князя, который уж тем
временем слушал с веселой улыбкою какое-то веселое нашептыванье ему
на ухо Версиловой, — видимо, не обо мне.
Налево была другая комната, но двери в нее были притворены, хотя и отпирались поминутно
на маленькую щелку, в которую, видно было, кто-то выглядывал — должно быть, из многочисленного семейства госпожи Лебрехт, которой, естественно, в это
время было очень стыдно.
Скажите, что я отвечу этому чистокровному подлецу
на вопрос: «Почему он непременно должен быть благородным?» И особенно теперь, в наше
время, которое вы так переделали.
В то
время в выздоравливавшем князе действительно, говорят, обнаружилась склонность тратить и чуть не бросать свои деньги
на ветер: за границей он стал покупать совершенно ненужные, но ценные вещи, картины, вазы; дарить и жертвовать
на Бог знает что большими кушами, даже
на разные тамошние учреждения; у одного русского светского мота чуть не купил за огромную сумму, заглазно, разоренное и обремененное тяжбами имение; наконец, действительно будто бы начал мечтать о браке.
Этим способом сапоги носятся, в среднем выводе,
на треть
времени дольше.
Оставшись, мы тотчас поссорились: я высказал все, что у меня за все
время на него накипело; высказал ему, что он лишь жалкая бездарность и ординарность и что в нем никогда не было ни малейшего признака идеи.
Вы сходили с лестницы, чтобы сесть в карету и куда-то ехать; в Москву вы прибыли тогда один, после чрезвычайно долгого отсутствия и
на короткое
время, так что вас всюду расхватали и вы почти не жили дома.
Это был очень маленький и очень плотненький французик, лет сорока пяти и действительно парижского происхождения, разумеется из сапожников, но уже с незапамятных
времен служивший в Москве
на штатном месте, преподавателем французского языка, имевший даже чины, которыми чрезвычайно гордился, — человек глубоко необразованный.
Скажу кстати, в скобках, что почему-то подозреваю, что она никогда не верила в мою гуманность, а потому всегда трепетала; но, трепеща, в то же
время не поддалась ни
на какую культуру.
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша
на старости лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он оставил ей все целиком, до последнего рубля, в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже в то еще
время.)
Я громко удивился тому, что Васин, имея этот дневник столько
времени перед глазами (ему дали прочитать его), не снял копии, тем более что было не более листа кругом и заметки все короткие, — «хотя бы последнюю-то страничку!» Васин с улыбкою заметил мне, что он и так помнит, притом заметки без всякой системы, о всем, что
на ум взбредет.
Меж тем, признаться вам должна, так как мы
на долгое-то
время не рассчитывали, то давно уж без денег сидим.
Я именно замечаю это, как впечатление самого первого мгновения, первого
на него моего взгляда, оставшееся во мне
на все
время.
— Без десяти минут три, — спокойно произнесла она, взглянув
на часы. Все
время, пока я говорил о князе, она слушала меня потупившись, с какою-то хитренькою, но милою усмешкой: она знала, для чего я так хвалю его. Лиза слушала, наклонив голову над работой, и давно уже не ввязывалась в разговор.
Я ужасно дивился
на это все
время, как к вам ходил.
Два-три раза улыбка опять просвечивалась было
на ее лице; одно
время она очень покраснела, но под конец решительно испугалась и стала бледнеть.
Теперь должно все решиться, все объясниться, такое
время пришло; но постойте еще немного, не говорите, узнайте, как я смотрю сам
на все это, именно сейчас, в теперешнюю минуту; прямо говорю: если это и так было, то я не рассержусь… то есть я хотел сказать — не обижусь, потому что это так естественно, я ведь понимаю.
Особенно усилилось ее неудовольствие
на меня за последнее
время: она видеть не могла моего франтовского платья, а Лиза передавала мне, что с ней почти случился припадок, когда она узнала, что у меня лихач-извозчик.
— Ваши бывшие интриги и ваши сношения — уж конечно, эта тема между нами неприлична, и даже было бы глупо с моей стороны; но я, именно за последнее
время, за последние дни, несколько раз восклицал про себя: что, если б вы любили хоть когда-нибудь эту женщину, хоть минутку? — о, никогда бы вы не сделали такой страшной ошибки
на ее счет в вашем мнении о ней, как та, которая потом вышла!
В самое последнее
время я стал ездить
на рулетку Зерщикова.
Но об этом история еще впереди; в этот же вечер случилась лишь прелюдия: я сидел все эти два часа
на углу стола, а подле меня, слева, помещался все
время один гниленький франтик, я думаю, из жидков; он, впрочем, где-то участвует, что-то даже пишет и печатает.
Прогнать служанку было невозможно, и все
время, пока Фекла накладывала дров и раздувала огонь, я все ходил большими шагами по моей маленькой комнате, не начиная разговора и даже стараясь не глядеть
на Лизу.
— Но как могли вы, — вскричал я, весь вспыхнув, — как могли вы, подозревая даже хоть
на каплю, что я знаю о связи Лизы с князем, и видя, что я в то же
время беру у князя деньги, — как могли вы говорить со мной, сидеть со мной, протягивать мне руку, — мне, которого вы же должны были считать за подлеца, потому что, бьюсь об заклад, вы наверно подозревали, что я знаю все и беру у князя за сестру деньги зазнамо!
— Во-первых, узнайте факт: год с лишком назад, вот в то самое лето Эмса, Лидии и Катерины Николавны, и потом Парижа, именно в то
время, когда я отправился
на два месяца в Париж, в Париже мне недостало, разумеется, денег.
Я выпучил
на нее глаза; у меня в глазах двоилось, мне мерещились уже две Альфонсины… Вдруг я заметил, что она плачет, вздрогнул и сообразил, что она уже очень давно мне говорит, а я, стало быть, в это
время спал или был без памяти.
Я не помню даже
времени в целой жизни моей, когда бы я был полон более надменных ощущений, как в те первые дни моего выздоровления, то есть когда валялась соломинка
на постели.
Старец же должен быть доволен во всякое
время, а умирать должен в полном цвете ума своего, блаженно и благолепно, насытившись днями, воздыхая
на последний час свой и радуясь, отходя, как колос к снопу, и восполнивши тайну свою.
Итак, что до чувств и отношений моих к Лизе, то все, что было наружу, была лишь напускная, ревнивая ложь с обеих сторон, но никогда мы оба не любили друг друга сильнее, как в это
время. Прибавлю еще, что к Макару Ивановичу, с самого появления его у нас, Лиза, после первого удивления и любопытства, стала почему-то относиться почти пренебрежительно, даже высокомерно. Она как бы нарочно не обращала
на него ни малейшего внимания.
Правда, находила иногда
на него какая-то как бы болезненная восторженность, какая-то как бы болезненность умиления, — отчасти, полагаю, и оттого, что лихорадка, по-настоящему говоря, не покидала его во все
время; но благообразию это не мешало.
Когда же приспело
время ее, внял наконец Господь их молитвам и послал им сына, и стал Максим Иванович, еще в первый раз с тех пор, светел; много милостыни роздал, много долгов простил,
на крестины созвал весь город.
И надо ему отдать справедливость: до
времени он себя выдержал, несмотря
на горячность.
Он не являлся ко мне
на дом во
время болезни — раз только приходил и виделся с Версиловым; он не тревожил, не пугал меня, сохранил передо мной ко дню и часу моего выхода вид самой полной независимости.
Макар Иванович по поводу этого дня почему-то вдруг ударился в воспоминания и припомнил детство мамы и то
время, когда она еще «
на ножках не стояла».
Так думала я все это
время, а потому
на вас и надеялась.
Я поклонился ей и вышел молча, в то же
время почти не смея взглянуть
на нее; но не сошел еще с лестницы, как догнала меня Настасья Егоровна с сложенным вдвое полулистом почтовой бумаги.
В этом ресторане, в Морской, я и прежде бывал, во
время моего гнусненького падения и разврата, а потому впечатление от этих комнат, от этих лакеев, приглядывавшихся ко мне и узнававших во мне знакомого посетителя, наконец, впечатление от этой загадочной компании друзей Ламберта, в которой я так вдруг очутился и как будто уже принадлежа к ней нераздельно, а главное — темное предчувствие, что я добровольно иду
на какие-то гадости и несомненно кончу дурным делом, — все это как бы вдруг пронзило меня.
Разумеется, я видел тоже, что он ловит меня, как мальчишку (наверное — видел тогда же); но мысль о браке с нею до того пронзила меня всего, что я хоть и удивлялся
на Ламберта, как это он может верить в такую фантазию, но в то же
время сам стремительно в нее уверовал, ни
на миг не утрачивая, однако, сознания, что это, конечно, ни за что не может осуществиться.
В наше
время — наплевать
на все общие принципы; в наше
время не общие принципы, а одни только частные случаи.
Действительно,
на столе, в шкафу и
на этажерках было много книг (которых в маминой квартире почти совсем не было); были исписанные бумаги, были связанные пачки с письмами — одним словом, все глядело как давно уже обжитой угол, и я знаю, что Версилов и прежде (хотя и довольно редко) переселялся по
временам на эту квартиру совсем и оставался в ней даже по целым неделям.
Он взял со стола и мне подал. Это тоже была фотография, несравненно меньшего размера, в тоненьком, овальном, деревянном ободочке — лицо девушки, худое и чахоточное и, при всем том, прекрасное; задумчивое и в то же
время до странности лишенное мысли. Черты правильные, выхоленного поколениями типа, но оставляющие болезненное впечатление: похоже было
на то, что существом этим вдруг овладела какая-то неподвижная мысль, мучительная именно тем, что была ему не под силу.
Но особенно грустно мне было припоминать ее глубоко удивленные взгляды, которые я часто заставал
на себе во все наше
время: в них сказывалось совершенное понимание своей судьбы и ожидавшего ее будущего, так что мне самому даже бывало тяжело от этих взглядов, хотя, признаюсь, я в разговоры с ней тогда не пускался и третировал все это как-то свысока.
На этот раз и Татьяна Павловна так и впилась в меня глазами; но мама была сдержаннее; она была очень серьезна, но легкая, прекрасная, хоть и совсем какая-то безнадежная улыбка промелькнула-таки в лице ее и не сходила почти во все
время рассказа.
Не описываю и мыслей, подымавшихся в голове, как туча сухих листьев осенью, после налетевшего вихря; право, что-то было
на это похожее, и, признаюсь, я чувствовал, что по
временам мне начинает изменять рассудок.