А в толпе все рос и крепчал гул да говор… волнение снова начиналось, и все больше, все сильнее. Увещания священника, исправника и предводителя не увенчались ни малейшим успехом, и они возвратились с донесением, что мужики за бунтовщиков себя не признают, зачинщиков между собою не находят и упорно стоят на своем, чтобы сняли с них барщину и прочли
настоящую волю, и что до тех пор они не поверят в миссию генерала, пока тот не объявит им самолично эту «заправскую волю за золотою строчкою».
— Вот, слухи между ними пошли, что «енарал с Питеру» приедет им «волю заправскую читать»… Полковник вынужден вчера эстафетой потребовать войско, а они, уж Бог знает как и откуда, прослышали о войске и думают, что это войско и придет к ним с
настоящею волею, — ну, и ждут вот, да еще и соседних мутят, и соседи тоже поприходили.
Для их же собственной пользы и выгоды денежный выкуп за душевой надел заменили им личной работой, — не желают: «мы-де ноне вольные и баршшыны не хотим!» Мы все объясняем им, что тут никакой барщины нет, что это не барщина, а замена выкупа личным трудом в пользу помещика, которому нужно же выкуп вносить, что это только так, пока — временная мера, для их же выгоды, — а они свое несут: «Баршшына да баршшына!» И вот, как говорится, inde iraе [Отсюда гнев (лат.).], отсюда и вся история… «Положения» не понимают, толкуют его по-своему, самопроизвольно; ни мне, ни полковнику, ни г-ну исправнику не верят, даже попу не верят; говорят: помещики и начальство
настоящую волю спрятали, а прочитали им подложную волю, без какой-то золотой строчки, что настоящая воля должна быть за золотой строчкой…
Неточные совпадения
— Ты на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак
воли: ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут семья и дети, значит, было прошлое, а там глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть
настоящее, а здесь на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
Главная беда России — не в недостатке левости, которая может возрастать без всяких существенных изменений для русской общественности, а в плохой общественной клетке, в недостатке
настоящих людей, которых история могла бы призвать для реального, подлинно радикального преобразования России, в слабости русской
воли, в недостатке общественного самовоспитания и самодисциплины.
Настоящий, глубокий немец всегда хочет, отвергнув мир, как что-то догматически навязанное и критически не проверенное, воссоздать его из себя, из своего духа, из своей
воли и чувства.
Но после совершенного им Tat’a, после акта его мысли и его
воли, все меняется, впервые является
настоящий мир, мир рациональный и упорядоченный, в котором все поставлено на свое место, место, отведенное немецким духом.
Над послушанием, постом и молитвой даже смеются, а между тем лишь в них заключается путь к
настоящей, истинной уже свободе: отсекаю от себя потребности лишние и ненужные, самолюбивую и гордую
волю мою смиряю и бичую послушанием, и достигаю тем, с помощию Божьей, свободы духа, а с нею и веселья духовного!