Неточные совпадения
В глазах ее этот брак с Макаром Ивановым был давно уже
делом решенным, и все, что тогда с нею произошло, она нашла превосходным и самым лучшим; под венец пошла с самым спокойным видом, какой только можно иметь в таких случаях, так что сама уж Татьяна Павловна
назвала ее тогда рыбой.
— Нет, я только не
называю его подлецом. Тут много другого, кроме прямой подлости. Вообще, это
дело довольно обыкновенное.
Князь Сережа (то есть князь Сергей Петрович, так и буду его
называть) привез меня в щегольской пролетке на свою квартиру, и первым
делом я удивился великолепию его квартиры.
Идея о том, что я уже
дня три-четыре не видал его, мучила мою совесть; но именно Анна Андреевна меня выручила: князь чрезвычайно как пристрастился к ней и
называл даже мне ее своим ангелом-хранителем.
Дело в том, что товарищ моего детства Ламберт очень, и даже прямо, мог бы быть причислен к тем мерзким шайкам мелких пройдох, которые сообщаются взаимно ради того, что
называют теперь шантажом и на что подыскивают теперь в своде законов определения и наказания.
Это было как раз в тот
день; Лиза в негодовании встала с места, чтоб уйти, но что же сделал и чем кончил этот разумный человек? — с самым благородным видом, и даже с чувством, предложил ей свою руку. Лиза тут же
назвала его прямо в глаза дураком и вышла.
— Нет, ничего. Я сам увижусь. Мне жаль Лизу. И что может посоветовать ей Макар Иванович? Он сам ничего не смыслит ни в людях, ни в жизни. Вот что еще, мой милый (он меня давно не
называл «мой милый»), тут есть тоже… некоторые молодые люди… из которых один твой бывший товарищ, Ламберт… Мне кажется, все это — большие мерзавцы… Я только, чтоб предупредить тебя… Впрочем, конечно, все это твое
дело, и я понимаю, что не имею права…
— Ни за что не пойду к Анне Андреевне! — повторил я с злобным наслаждением, — потому не пойду, что
назвали меня сейчас олухом, тогда как я никогда еще не был так проницателен, как сегодня. Все ваши
дела на ладонке вижу; а к Анне Андреевне все-таки не пойду!
— Я, конечно, вас обижаю, — продолжал он как бы вне себя. — Это в самом
деле, должно быть, то, что
называют страстью… Я одно знаю, что я при вас кончен; без вас тоже. Все равно без вас или при вас, где бы вы ни были, вы все при мне. Знаю тоже, что я могу вас очень ненавидеть, больше, чем любить… Впрочем, я давно ни об чем не думаю — мне все равно. Мне жаль только, что я полюбил такую, как вы…
— Не радуйся, однако. Я как-то вступил с нею в разговор у колодца, случайно; третье слово ее было: «Кто этот господин, у которого такой неприятный тяжелый взгляд? он был с вами, тогда…» Она покраснела и не хотела
назвать дня, вспомнив свою милую выходку. «Вам не нужно сказывать дня, — отвечал я ей, — он вечно будет мне памятен…» Мой друг, Печорин! я тебя не поздравляю; ты у нее на дурном замечании… А, право, жаль! потому что Мери очень мила!..
Чиновники знают только гражданские и уголовные дела, купец считает делом одну торговлю, военные
называют делом шагать по-журавлиному и вооружаться с ног до головы в мирное время.
Этот крик имеет в себе что-то божественное и угнетающее. У кого есть сердечная рана, тот не выносит этого крика, он ее разбередит. Убийцы Ивика, закопанного в лесу, вздрогнули при этих звуках и сами
назвали дела свои.
Неточные совпадения
Подумавши, оставили // Меня бурмистром: правлю я //
Делами и теперь. // А перед старым барином // Бурмистром Климку на́звали, // Пускай его! По барину // Бурмистр! перед Последышем // Последний человек! // У Клима совесть глиняна, // А бородища Минина, // Посмотришь, так подумаешь, // Что не найти крестьянина // Степенней и трезвей. // Наследники построили // Кафтан ему: одел его — // И сделался Клим Яковлич // Из Климки бесшабашного // Бурмистр первейший сорт.
Целый
день преследовали маленькие негодяи злосчастную вдову,
называя ее Бонапартовной, антихристовой наложницей и проч., покуда наконец она не пришла в исступление и не начала прорицать.
Лидия Ивановна через своих знакомых разведывала о том, что намерены делать эти отвратительные люди, как она
называла Анну с Вронским, и старалась руководить в эти
дни всеми движениями своего друга, чтоб он не мог встретить их.
Потом явились просители, начались доклады, приемы, назначения, удаления, распределения наград, пенсий, жалованья, переписки — то будничное
дело, как
называл его Алексей Александрович, отнимавшее так много времени.
Для того чтобы всегда вести свои
дела в порядке, он, смотря по обстоятельствам, чаще или реже, раз пять в год, уединялся и приводил в ясность все свои
дела. Он
называл это посчитаться, или faire la lessive. [сделать стирку.]