Неточные совпадения
Я сейчас вообразил, что если б у меня
был хоть один читатель, то наверно бы расхохотался
надо мной, как над смешнейшим подростком, который, сохранив свою глупую невинность, суется рассуждать и решать, в чем не смыслит.
В этом я убежден, несмотря на то что ничего не знаю, и если бы
было противное, то
надо бы
было разом низвести всех женщин на степень простых домашних животных и в таком только виде держать их при себе; может
быть, этого очень многим хотелось бы.
Кончив гимназию, я тотчас же вознамерился не только порвать со всеми радикально, но если
надо, то со всем даже миром, несмотря на то что мне
был тогда всего только двадцатый год.
Пусть любуются старые развратники и бегут высуня язык, но
есть чистая молодежь, которую
надо беречь.
Они привязались сами: они стали браниться, они гораздо сквернее бранились, чем я: и молокосос, и без кушанья оставить
надо, и нигилист, и городовому отдадут, и что я потому привязался, что они одни и слабые женщины, а
был бы с ними мужчина, так я бы сейчас хвост поджал.
Из всего выходит вопрос, который Крафт понимать не может, и вот этим и
надо заняться, то
есть непониманием Крафта, потому что это феномен.
Надо разрешить, принадлежит ли этот феномен клинике, как единичный случай, или
есть свойство, которое может нормально повторяться в других; это интересно в видах уже общего дела.
—
Надо жить по закону природы и правды, — проговорила из-за двери госпожа Дергачева. Дверь
была капельку приотворена, и видно
было, что она стояла, держа ребенка у груди, с прикрытой грудью, и горячо прислушивалась.
Мне мерещилась женщина, гордое существо высшего света, с которою я встречусь лицом к лицу; она
будет презирать меня, смеяться
надо мной, как над мышью, даже и не подозревая, что я властелин судьбы ее.
Раз заведя, я
был уверен, что проношу долго; я два с половиной года нарочно учился носить платье и открыл даже секрет: чтобы платье
было всегда ново и не изнашивалось,
надо чистить его щеткой сколь возможно чаще, раз по пяти и шести в день.
— Мне
надо же
было разделаться с вами… это вы меня заставили, — я не знаю теперь, как
быть.
— То
есть не удостоишь открыть. Не
надо, мой друг, я и так знаю сущность твоей идеи; во всяком случае, это...
— Нельзя, Татьяна Павловна, — внушительно ответил ей Версилов, — Аркадий, очевидно, что-то замыслил, и, стало
быть,
надо ему непременно дать кончить. Ну и пусть его! Расскажет, и с плеч долой, а для него в том и главное, чтоб с плеч долой спустить. Начинай, мой милый, твою новую историю, то
есть я так только говорю: новую; не беспокойся, я знаю конец ее.
Если б я
был капельку опытнее, я бы догадался, что малейшее сомнение в таком деле
надо толковать к худшему.
Я, конечно, понял, что он вздумал
надо мною насмехаться. Без сомнения, весь этот глупый анекдот можно
было и не рассказывать и даже лучше, если б он умер в неизвестности; к тому же он отвратителен по своей мелочности и ненужности, хотя и имел довольно серьезные последствия.
Он, например,
будет вам навязчиво утверждать в таком роде: «Я князь и происхожу от Рюрика; но почему мне не
быть сапожным подмастерьем, если
надо заработывать хлеб, а к другому занятию я не способен?
— Да еще же бы нет! — вскричал наконец Васин (он все продолжал улыбаться, нисколько не удивляясь на меня), — да это так ведь и бывает всегда, почти со всеми, и первым даже делом; только в этом никто не признается, да и не
надо совсем признаваться, потому что, во всяком случае, это пройдет и из этого ничего не
будет.
«Если он ни капли не смеется
надо мной, то, без сомнения, он ужасно прямодушен; но если б он
надо мной смеялся, то… может
быть, казался бы мне тогда умнее…» — странно как-то подумал я.
— Да ведь вот же и тебя не знал, а ведь знаю же теперь всю. Всю в одну минуту узнал. Ты, Лиза, хоть и боишься смерти, а, должно
быть, гордая, смелая, мужественная. Лучше меня, гораздо лучше меня! Я тебя ужасно люблю, Лиза. Ах, Лиза! Пусть приходит, когда
надо, смерть, а пока жить, жить! О той несчастной пожалеем, а жизнь все-таки благословим, так ли? Так ли? У меня
есть «идея», Лиза. Лиза, ты ведь знаешь, что Версилов отказался от наследства?
— Я очень много об нем думаю; но знаешь, мы теперь об нем не
будем говорить. Об нем сегодня не
надо; ведь так?
Я приставал к нему часто с религией, но тут туману
было пуще всего. На вопрос: что мне делать в этом смысле? — он отвечал самым глупым образом, как маленькому: «
Надо веровать в Бога, мой милый».
Тут какая-то ошибка в словах с самого начала, и «любовь к человечеству»
надо понимать лишь к тому человечеству, которое ты же сам и создал в душе своей (другими словами, себя самого создал и к себе самому любовь) и которого, поэтому, никогда и не
будет на самом деле.
— Пожалуйста, без театральных жестов — сделайте одолжение. Я знаю, что то, что я делаю, — подло, что я — мот, игрок, может
быть, вор… да, вор, потому что я проигрываю деньги семейства, но я вовсе не хочу
надо мной судей. Не хочу и не допускаю. Я — сам себе суд. И к чему двусмысленности? Если он мне хотел высказать, то и говори прямо, а не пророчь сумбур туманный. Но, чтоб сказать это мне,
надо право иметь,
надо самому
быть честным…
— Послушайте, батюшка, — начал я еще из дверей, — что значит, во-первых, эта записка? Я не допускаю переписки между мною и вами. И почему вы не объявили то, что вам
надо, давеча прямо у князя: я
был к вашим услугам.
— Именно, Анна Андреевна, — подхватил я с жаром. — Кто не мыслит о настоящей минуте России, тот не гражданин! Я смотрю на Россию, может
быть, с странной точки: мы пережили татарское нашествие, потом двухвековое рабство и уж конечно потому, что то и другое нам пришлось по вкусу. Теперь дана свобода, и
надо свободу перенести: сумеем ли? Так же ли по вкусу нам свобода окажется? — вот вопрос.
— Почему вы не уезжаете? Вот, как теперь Татьяны Павловны нет, и вы знаете, что не
будет, то, стало
быть, вам
надо встать и уехать?
— Знаю, мой друг. А ты… ты когда же
был давеча у Анны Андреевны, в котором именно часу то
есть? Это мне
надо для одного факта.
— А вам
надо? В таком случае… я хотел
было… я думал
было, что вы не захотите… но, если
надо — то вот…
Как ты странно сказал про пистолет, Аркадий: ничего тут этого не
надо, и я знаю сама, что
будет.
Он меня нарочно прислал и просил передать, что «нуждается» в тебе, что ему много
надо сказать тебе, а у тебя здесь, на этой квартире,
будет неловко.
Я ни о чем тогда не думал, тем более что мне
было совсем не
надо фальшивых акций и что не я собирался их делать.
Давно смерклось, и Петр принес свечи. Он постоял
надо мной и спросил, кушал ли я. Я только махнул рукой. Однако спустя час он принес мне чаю, и я с жадностью
выпил большую чашку. Потом я осведомился, который час.
Было половина девятого, и я даже не удивился, что сижу уже пять часов.
— Сбросил, должно
быть,
надо на полу искать, — решил кто-то.
— И Антонине Васильевне (жене Тушара) обидно станет-с. Товарищи тоже
будут надо мною смеяться…
Впрочем, он до того держал себя прямо, что, казалось, ему и не
надо совсем никакой опоры, хотя, очевидно,
был болен.
Примечайте притом все оттенки:
надо, например, чтобы смех человека ни в каком случае не показался вам глупым, как бы ни
был он весел и простодушен.
Он перевел дух и вздохнул. Решительно, я доставил ему чрезвычайное удовольствие моим приходом. Жажда сообщительности
была болезненная. Кроме того, я решительно не ошибусь, утверждая, что он смотрел на меня минутами с какою-то необыкновенною даже любовью: он ласкательно клал ладонь на мою руку, гладил меня по плечу… ну, а минутами,
надо признаться, совсем как бы забывал обо мне, точно один сидел, и хотя с жаром продолжал говорить, но как бы куда-то на воздух.
Я просто понял, что выздороветь
надо во что бы ни стало и как можно скорее, чтобы как можно скорее начать действовать, а потому решился жить гигиенически и слушаясь доктора (кто бы он ни
был), а бурные намерения, с чрезвычайным благоразумием (плод широкости), отложил до дня выхода, то
есть до выздоровления.
Версилов как бы боялся за мои отношения к Макару Ивановичу, то
есть не доверял ни моему уму, ни такту, а потому чрезвычайно
был доволен потом, когда разглядел, что и я умею иногда понять, как
надо отнестись к человеку совершенно иных понятий и воззрений, одним словом, умею
быть, когда
надо, и уступчивым и широким.
— Самоубийство
есть самый великий грех человеческий, — ответил он, вздохнув, — но судья тут — един лишь Господь, ибо ему лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно
надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз, как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно; хотя бы только воздохни о нем к Богу; даже хотя бы ты и не знал его вовсе, — тем доходнее твоя молитва
будет о нем.
И действительно, радость засияла в его лице; но спешу прибавить, что в подобных случаях он никогда не относился ко мне свысока, то
есть вроде как бы старец к какому-нибудь подростку; напротив, весьма часто любил самого меня слушать, даже заслушивался, на разные темы, полагая, что имеет дело, хоть и с «вьюношем», как он выражался в высоком слоге (он очень хорошо знал, что
надо выговаривать «юноша», а не «вьюнош»), но понимая вместе и то, что этот «вьюнош» безмерно выше его по образованию.
И
надо так сказать, что уже все ходило по его знаку, и само начальство ни в чем не препятствовало, и архимандрит за ревность благодарил: много на монастырь жертвовал и, когда стих находил, очень о душе своей воздыхал и о будущем веке озабочен
был немало.
Грудкой-то слаб
был, не стерпел воды, да и много ль такому
надо?
И вдруг такая находка: тут уж пойдут не бабьи нашептывания на ухо, не слезные жалобы, не наговоры и сплетни, а тут письмо, манускрипт, то
есть математическое доказательство коварства намерений его дочки и всех тех, которые его от нее отнимают, и что, стало
быть,
надо спасаться, хотя бы бегством, все к ней же, все к той же Анне Андреевне, и обвенчаться с нею хоть в двадцать четыре часа; не то как раз конфискуют в сумасшедший дом.
— Как не желать? но не очень. Мне почти ничего не
надо, ни рубля сверх. Я в золотом платье и я как
есть — это все равно; золотое платье ничего не прибавит Васину. Куски не соблазняют меня: могут ли места или почести стоить того места, которого я стою?
— Ах да, Лиза… ах да, это — ваш отец? Или… pardon, mon cher, [Простите, мой дорогой (франц.).] что-то такое… Я помню… она передавала… старичок… Я уверен, я уверен. Я тоже знал одного старичка… Mais passons, [Но оставим это (франц.)] главное, чтоб уяснить всю
суть момента,
надо…
— Это — только рубль; это не на ваши. У него совсем не
было галстуха, и ему
надо еще купить шляпу.
И у него ужасно странные мысли: он вам вдруг говорит, что и подлец, и честный — это все одно и нет разницы; и что не
надо ничего делать, ни доброго, ни дурного, или все равно — можно делать и доброе, и дурное, а что лучше всего лежать, не снимая платья по месяцу,
пить, да
есть, да спать — и только.
— Ты врешь, и ты пьян.
Надо еще
пить, и
будешь веселее. Бери же бокал, бери же!
Ты знаешь, этот старый князь к тебе совсем расположен; ты чрез его покровительство знаешь какие связи можешь завязать; а что до того, что у тебя нет фамилии, так нынче этого ничего не
надо: раз ты тяпнешь деньги — и пойдешь, и пойдешь, и чрез десять лет
будешь таким миллионером, что вся Россия затрещит, так какое тебе тогда
надо имя?