Неточные совпадения
Да, я жаждал могущества всю
мою жизнь, могущества и уединения. Я мечтал о том даже в таких еще летах, когда уж решительно всякий засмеялся бы мне в глаза, если б разобрал, что у меня под черепом. Вот почему я так полюбил тайну. Да, я мечтал изо всех сил и до того, что мне некогда было разговаривать; из этого вывели, что я нелюдим, а из рассеянности
моей делали еще сквернее выводы на
мой счет, но розовые
щеки мои доказывали противное.
Только по приезде в Петербург, недели две спустя, я вдруг вспомнил о всей этой сцене, — вспомнил, и до того мне стало вдруг стыдно, что буквально слезы стыда потекли по
щекам моим.
«Ты не смеешь сидеть с благородными детьми, ты подлого происхождения и все равно что лакей!» И он пребольно ударил меня по
моей пухлой румяной
щеке.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам, ударила
мою Олю два раза в
щеку и вытолкнула в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура, в благородном доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „В суд, говорит, на нее, в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут в суде возьмешь, чем докажешь?
Это был человечек с одной из тех глупо-деловых наружностей, которых тип я так ненавижу чуть ли не с
моего детства; лет сорока пяти, среднего роста, с проседью, с выбритым до гадости лицом и с маленькими правильными седенькими подстриженными бакенбардами, в виде двух колбасок, по обеим
щекам чрезвычайно плоского и злого лица.
Эти впалые
щеки — это тоже в меня ушедшая красота, в
мою коротенькую потеху.
…Такие слезы текли по
моим щекам, когда герой Чичероваккио в Колизее, освещенном последними лучами заходящего солнца, отдавал восставшему и вооружившемуся народу римскому отрока-сына за несколько месяцев перед тем, как они оба пали, расстрелянные без суда военными палачами венчанного мальчишки!
Мне было неловко видеть ее печаль при свидании с нами; я сознавал, что мы сами по себе ничто в ее глазах, что мы ей дороги только как воспоминание, я чувствовал, что в каждом поцелуе, которыми она покрывала
мои щеки, выражалась одна мысль: ее нет, она умерла, я не увижу ее больше!
Неточные совпадения
«Это значит, — отвечала она, сажая меня на скамью и обвив
мой стан руками, — это значит, что я тебя люблю…» И
щека ее прижалась к
моей, и я почувствовал на лице
моем ее пламенное дыхание.
Она выдернула свою руку из
моей, и
щеки ее запылали.
Ее свежее дыхание касалось
моего лица; иногда локон, отделившийся в вихре вальса от своих товарищей, скользил по горящей
щеке моей…
В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; рука ее, опираясь на
мою, дрожала;
щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, — впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна, ни с кем не кокетничала, — а это великий признак!
Не раз давно уже он говорил со вздохом: «Вот бы куда перебраться: и граница близко, и просвещенные люди, а какими тонкими голландскими рубашками можно обзавестись!» Надобно прибавить, что при этом он подумывал еще об особенном сорте французского
мыла, сообщавшего необыкновенную белизну коже и свежесть
щекам; как оно называлось, бог ведает, но, по его предположениям, непременно находилось на границе.