Неточные совпадения
Правда, я далеко был не в «скорлупе» и далеко еще не был свободен; но ведь и шаг я положил сделать
лишь в виде пробы — как только, чтоб посмотреть, почти как
бы помечтать, а потом уж не приходить, может, долго, до самого того времени, когда начнется серьезно.
Оно доказывало
лишь то, думал я тогда, что я не в силах устоять даже и пред глупейшими приманками, тогда как сам же сказал сейчас Крафту, что у меня есть «свое место», есть свое дело и что если б у меня было три жизни, то и тогда
бы мне было их мало.
Короче, я прямо вывожу, что, имея в уме нечто неподвижное, всегдашнее, сильное, которым страшно занят, — как
бы удаляешься тем самым от всего мира в пустыню, и все, что случается, проходит
лишь вскользь, мимо главного.
— Ах, Татьяна Павловна, зачем
бы вам так с ним теперь! Да вы шутите, может, а? — прибавила мать, приметив что-то вроде улыбки на лице Татьяны Павловны. Татьяны Павловнину брань и впрямь иногда нельзя было принять за серьезное, но улыбнулась она (если только улыбнулась), конечно,
лишь на мать, потому что ужасно любила ее доброту и уж без сомнения заметила, как в ту минуту она была счастлива моею покорностью.
И хоть вы, конечно, может быть, и не пошли
бы на мой вызов, потому что я всего
лишь гимназист и несовершеннолетний подросток, однако я все
бы сделал вызов, как
бы вы там ни приняли и что
бы вы там ни сделали… и, признаюсь, даже и теперь тех же целей.
А «идея»? «Идея» — потом, идея ждала; все, что было, — «было
лишь уклонением в сторону»: «почему ж не повеселить себя?» Вот тем-то и скверна «моя идея», повторю еще раз, что допускает решительно все уклонения; была
бы она не так тверда и радикальна, то я
бы, может быть, и побоялся уклониться.
— То есть это при покойном государе еще вышло-с, — обратился ко мне Петр Ипполитович, нервно и с некоторым мучением, как
бы страдая вперед за успех эффекта, — ведь вы знаете этот камень — глупый камень на улице, к чему, зачем, только
лишь мешает, так ли-с?
— Послушайте, князь, успокойтесь, пожалуйста; я вижу, что вы чем дальше, тем больше в волнении, а между тем все это, может быть,
лишь мираж. О, я затянулся и сам, непростительно, подло; но ведь я знаю, что это только временное… и только
бы мне отыграть известную цифру, и тогда скажите, я вам должен с этими тремя стами до двух тысяч пятисот, так ли?
Я поднял голову: ни насмешки, ни гнева в ее лице, а была
лишь ее светлая, веселая улыбка и какая-то усиленная шаловливость в выражении лица, — ее всегдашнее выражение, впрочем, — шаловливость почти детская. «Вот видишь, я тебя поймала всего; ну, что ты теперь скажешь?» — как
бы говорило все ее лицо.
Я сохранил ясное воспоминание
лишь о том, что когда рассказывал ему о «документе», то никак не мог понятливо выразиться и толком связать рассказ, и по лицу его слишком видел, что он никак не может понять меня, но что ему очень
бы хотелось понять, так что даже он рискнул остановить меня вопросом, что было опасно, потому что я тотчас, чуть перебивали меня, сам перебивал тему и забывал, о чем говорил.
Из отрывков их разговора и из всего их вида я заключил, что у Лизы накопилось страшно много хлопот и что она даже часто дома не бывает из-за своих дел: уже в одной этой идее о возможности «своих дел» как
бы заключалось для меня нечто обидное; впрочем, все это были
лишь больные, чисто физиологические ощущения, которые не стоит описывать.
Выделаешь разве
лишь тем, что перевоспитаешь себя, разовьешь себя к лучшему и поборешь дурные инстинкты своего характера: тогда и смех такого человека, весьма вероятно, мог
бы перемениться к лучшему.
Итак, что до чувств и отношений моих к Лизе, то все, что было наружу, была
лишь напускная, ревнивая ложь с обеих сторон, но никогда мы оба не любили друг друга сильнее, как в это время. Прибавлю еще, что к Макару Ивановичу, с самого появления его у нас, Лиза, после первого удивления и любопытства, стала почему-то относиться почти пренебрежительно, даже высокомерно. Она как
бы нарочно не обращала на него ни малейшего внимания.
— Самоубийство есть самый великий грех человеческий, — ответил он, вздохнув, — но судья тут — един
лишь Господь, ибо ему
лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз, как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно; хотя
бы только воздохни о нем к Богу; даже хотя
бы ты и не знал его вовсе, — тем доходнее твоя молитва будет о нем.
Но из слов моих все-таки выступило ясно, что я из всех моих обид того рокового дня всего более запомнил и держал на сердце
лишь обиду от Бьоринга и от нее: иначе я
бы не бредил об этом одном у Ламберта, а бредил
бы, например, и о Зерщикове; между тем оказалось
лишь первое, как узнал я впоследствии от самого Ламберта.
— Mon ami, voilà Dolgorowky, l'autre mon ami, [Друг мой, вот Долгоровкий, другой мой друг (франц.).] — важно и серьезно проговорил длинный, в упор смотря на покрасневшего от злости Ламберта. Тот,
лишь увидел меня, тотчас же как
бы весь преобразился.
— И ты прав. Я догадался о том, когда уже было все кончено, то есть когда она дала позволение. Но оставь об этом. Дело не сладилось за смертью Лидии, да, может, если б и осталась в живых, то не сладилось
бы, а маму я и теперь не пускаю к ребенку. Это —
лишь эпизод. Милый мой, я давно тебя ждал сюда. Я давно мечтал, как мы здесь сойдемся; знаешь ли, как давно? — уже два года мечтал.
Ну где же прежде нам было
бы понять друг друга, когда я и сам-то понял себя самого —
лишь сегодня, в пять часов пополудни, ровно за два часа до смерти Макара Ивановича.
Осиротевшие люди тотчас же стали
бы прижиматься друг к другу теснее и любовнее; они схватились
бы за руки, понимая, что теперь
лишь они одни составляют все друг для друга.
Но одну подробность я слишком запомнил: мама сидела на диване, а влево от дивана, на особом круглом столике, лежал как
бы приготовленный к чему-то образ — древняя икона, без ризы, но
лишь с венчиками на главах святых, которых изображено было двое.
Я, однако, зашел
лишь на минуту; я хотел
бы сказать Соне что-нибудь хорошее и ищу такого слова, хотя сердце полно слов, которых не умею высказать; право, все таких каких-то странных слов.
Порешив с этим пунктом, я непременно, и уже настоятельно, положил замолвить тут же несколько слов в пользу Анны Андреевны и, если возможно, взяв Катерину Николаевну и Татьяну Павловну (как свидетельницу), привезти их ко мне, то есть к князю, там помирить враждующих женщин, воскресить князя и… и… одним словом, по крайней мере тут, в этой кучке, сегодня же, сделать всех счастливыми, так что оставались
бы лишь один Версилов и мама.
Из письма этого сделаю
лишь несколько выдержек, находя в них некоторый общий взгляд и как
бы нечто разъяснительное.
Если
бы я был русским романистом и имел талант, то непременно брал
бы героев моих из русского родового дворянства, потому что
лишь в одном этом типе культурных русских людей возможен хоть вид красивого порядка и красивого впечатления, столь необходимого в романе для изящного воздействия на читателя.
Работа неблагодарная и без красивых форм. Да и типы эти, во всяком случае, — еще дело текущее, а потому и не могут быть художественно законченными. Возможны важные ошибки, возможны преувеличения, недосмотры. Во всяком случае, предстояло
бы слишком много угадывать. Но что делать, однако ж, писателю, не желающему писать
лишь в одном историческом роде и одержимому тоской по текущему? Угадывать и… ошибаться.