Неточные совпадения
Приехал он тогда
в деревню «Бог знает зачем», по крайней
мере сам мне
так впоследствии выразился.
Я, конечно, предлагал их
в ту минуту искренно и,
так сказать, с первым пылом, но потом, по прошествии столь многих минут, я, естественно, мог одуматься… и рассчитывал, что он по крайней
мере меня пощадит… или,
так сказать, нас пощадит, нас с нею, подождет хоть по крайней
мере.
— Да, да, — перебил я, — но утешительно по крайней
мере то, что всегда,
в таких случаях, оставшиеся
в живых, судьи покойного, могут сказать про себя: «хоть и застрелился человек, достойный всякого сожаления и снисхождения, но все же остались мы, а стало быть, тужить много нечего».
— Ах, Боже мой, да ты не торопись: это все не
так скоро. Вообще же, ничего не делать всего лучше; по крайней
мере спокоен совестью, что ни
в чем не участвовал.
Но все-таки нельзя же не подумать и о
мере, потому что тебе теперь именно хочется звонкой жизни, что-нибудь зажечь, что-нибудь раздробить, стать выше всей России, пронестись громовою тучей и оставить всех
в страхе и
в восхищении, а самому скрыться
в Северо-Американские Штаты.
— Ты не знаешь, Лиза, я хоть с ним давеча и поссорился, — если уж тебе пересказывали, — но, ей-Богу, я люблю его искренно и желаю ему тут удачи. Мы давеча помирились. Когда мы счастливы, мы
так добры… Видишь,
в нем много прекрасных наклонностей… и гуманность есть… Зачатки по крайней
мере… а у
такой твердой и умной девушки
в руках, как Версилова, он совсем бы выровнялся и стал бы счастлив. Жаль, что некогда… да проедем вместе немного, я бы тебе сообщил кое-что…
Объясню заранее: отослав вчера
такое письмо к Катерине Николаевне и действительно (один только Бог знает зачем) послав копию с него барону Бьорингу, он, естественно, сегодня же,
в течение дня, должен был ожидать и известных «последствий» своего поступка, а потому и принял своего рода
меры: с утра еще он перевел маму и Лизу (которая, как я узнал потом, воротившись еще утром, расхворалась и лежала
в постели) наверх, «
в гроб», а комнаты, и особенно наша «гостиная», были усиленно прибраны и выметены.
— Ваша жена… черт… Если я сидел и говорил теперь с вами, то единственно с целью разъяснить это гнусное дело, — с прежним гневом и нисколько не понижая голоса продолжал барон. — Довольно! — вскричал он яростно, — вы не только исключены из круга порядочных людей, но вы — маньяк, настоящий помешанный маньяк, и
так вас аттестовали! Вы снисхождения недостойны, и объявляю вам, что сегодня же насчет вас будут приняты
меры и вас позовут
в одно
такое место, где вам сумеют возвратить рассудок… и вывезут из города!
Жажда благообразия была
в высшей
мере, и уж конечно
так, но каким образом она могла сочетаться с другими, уж Бог знает какими, жаждами — это для меня тайна.
По крайней
мере он из-за своего волнения ни о чем меня дорогой не расспрашивал. Мне стало даже оскорбительно, что он
так уверен во мне и даже не подозревает во мне недоверчивости; мне казалось, что
в нем глупая мысль, что он мне смеет по-прежнему приказывать. «И к тому же он ужасно необразован», — подумал я, вступая
в ресторан.
Я велел лакею о себе доложить, и, кажется,
в немного гордых выражениях: по крайней
мере, уходя докладывать, он посмотрел на меня странно, мне показалось, даже не
так почтительно, как бы следовало.
Здесь замечу
в скобках о том, о чем узнал очень долго спустя: будто бы Бьоринг прямо предлагал Катерине Николаевне отвезти старика за границу, склонив его к тому как-нибудь обманом, объявив между тем негласно
в свете, что он совершенно лишился рассудка, а за границей уже достать свидетельство об этом врачей. Но этого-то и не захотела Катерина Николаевна ни за что;
так по крайней
мере потом утверждали. Она будто бы с негодованием отвергнула этот проект. Все это — только самый отдаленный слух, но я ему верю.
Порешив с этим пунктом, я непременно, и уже настоятельно, положил замолвить тут же несколько слов
в пользу Анны Андреевны и, если возможно, взяв Катерину Николаевну и Татьяну Павловну (как свидетельницу), привезти их ко мне, то есть к князю, там помирить враждующих женщин, воскресить князя и… и… одним словом, по крайней
мере тут,
в этой кучке, сегодня же, сделать всех счастливыми,
так что оставались бы лишь один Версилов и мама.
Для меня по крайней
мере первым вопросом, и тогда и еще долго спустя, было: как мог Версилов соединиться с
таким, как Ламберт, и какую цель он имел тогда
в виду?
Понимая, вероятно, что в лицее меня ничему порядочному не научат, он в то же время знал, что мне оттуда дадут хороший чин и хорошее место, а в России чиновничество до такой степени все заело,
в такой мере покойнее, прочнее всего, что родители обыкновенно лучше предпочитают убить, недоразвить в детях своих человека, но только чтобы сделать из них чиновника.
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А
в моих глазах точно есть что-то
такое, что внушает робость. По крайней
мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не
так ли?
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он
такое и
в какой
мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Иной городничий, конечно, радел бы о своих выгодах; но, верите ли, что, даже когда ложишься спать, все думаешь: «Господи боже ты мой, как бы
так устроить, чтобы начальство увидело мою ревность и было довольно?..» Наградит ли оно или нет — конечно,
в его воле; по крайней
мере, я буду спокоен
в сердце.
Давно уж
меру всякую // Как
в гневе,
так и
в радости // Последыш потерял.)
К счастию, однако ж, на этот раз опасения оказались неосновательными. Через неделю прибыл из губернии новый градоначальник и превосходством принятых им административных
мер заставил забыть всех старых градоначальников, а
в том числе и Фердыщенку. Это был Василиск Семенович Бородавкин, с которого, собственно, и начинается золотой век Глупова. Страхи рассеялись, урожаи пошли за урожаями, комет не появлялось, а денег развелось
такое множество, что даже куры не клевали их… Потому что это были ассигнации.