Неточные совпадения
Что же касается до мужчин, то все были на
ногах, а сидели только, кроме меня, Крафт и Васин; их указал мне тотчас же Ефим, потому что я и Крафта видел теперь
в первый раз
в жизни.
— Андроников сам
в этом деле путался, так именно говорит Марья Ивановна. Этого дела, кажется, никто не может распутать. Тут черт
ногу переломит! Я же знаю, что вы тогда сами были
в Эмсе…
Равномерно выучился я и сапоги носить: тайна
в том, что надо с оглядкой ставить
ногу всей подошвой разом, как можно реже сбиваясь набок.
Я с замиранием следил за комедией;
в ней я, конечно, понимал только то, что она ему изменила, что над ним смеются глупые и недостойные пальца на
ноге его люди.
И даже топнула на него
ногой. Затем дверь захлопнулась и уже заперлась на замок. Стебельков, все еще держа меня за плечо, поднял палец и, раздвинув рот
в длинную раздумчивую улыбку, уперся
в меня вопросительным взглядом.
— О, вернулся еще вчера, я сейчас у него была… Я именно и пришла к вам
в такой тревоге, у меня руки-ноги дрожат, я хотела вас попросить, ангел мой Татьяна Павловна, так как вы всех знаете, нельзя ли узнать хоть
в бумагах его, потому что непременно теперь от него остались бумаги, так к кому ж они теперь от него пойдут? Пожалуй, опять
в чьи-нибудь опасные руки попадут? Я вашего совета прибежала спросить.
— Довольно, прошу вас, довольно. Вы вчера просили триста рублей, вот они… — Он положил передо мной на стол деньги, а сам сел
в кресло, нервно отклонился на спинку и забросил одну
ногу за другую. Я остановился
в смущении.
С князем он был на дружеской
ноге: они часто вместе и заодно играли; но князь даже вздрогнул, завидев его, я заметил это с своего места: этот мальчик был всюду как у себя дома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что на ум придет, и, уж разумеется, ему и
в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит перед своим важным гостем за свое общество.
— Крафт мне рассказал его содержание и даже показал мне его… Прощайте! Когда я бывал у вас
в кабинете, то робел при вас, а когда вы уходили, я готов был броситься и целовать то место на полу, где стояла ваша
нога… — проговорил я вдруг безотчетно, сам не зная как и для чего, и, не взглянув на нее, быстро вышел.
— Совершенно вас извиняю, господин офицер, и уверяю вас, что вы со способностями. Действуйте так и
в гостиной — скоро и для гостиной этого будет совершенно достаточно, а пока вот вам два двугривенных, выпейте и закусите; извините, городовой, за беспокойство, поблагодарил бы и вас за труд, но вы теперь на такой благородной
ноге… Милый мой, — обратился он ко мне, — тут есть одна харчевня,
в сущности страшный клоак, но там можно чаю напиться, и я б тебе предложил… вот тут сейчас, пойдем же.
— Что? Как! — вскричал я, и вдруг мои
ноги ослабели, и я бессильно опустился на диван. Он мне сам говорил потом, что я побледнел буквально как платок. Ум замешался во мне. Помню, мы все смотрели молча друг другу
в лицо. Как будто испуг прошел по его лицу; он вдруг наклонился, схватил меня за плечи и стал меня поддерживать. Я слишком помню его неподвижную улыбку;
в ней были недоверчивость и удивление. Да, он никак не ожидал такого эффекта своих слов, потому что был убежден
в моей виновности.
Но
в быстром движении моем, когда я бросился, я вдруг сильно толкнул, совсем о том не думая, Бьоринга и, кажется, очень больно наступил ему на
ногу.
Я сижу скорчившись, еле живой, окоченев
в моей шубе, а кто-то стоит надо мной, будит меня, громко ругая и больно ударяя меня
в бок носком правой
ноги.
С легкостью, которую я и не предполагал
в себе (воображая до сих пор, что я совершенно бессилен), спустил я с постели
ноги, сунул их
в туфли, накинул серый, мерлушечий халат, лежавший подле (и пожертвованный для меня Версиловым), и отправился через нашу гостиную
в бывшую спальню мамы.
На нем был, сверх рубашки, крытый меховой тулупчик, колена же его были прикрыты маминым пледом, а
ноги в туфлях.
— Садись, присядь, ноги-то небось не стоят еще, — приветливо пригласил он меня, указав мне на место подле себя и все продолжая смотреть мне
в лицо тем же лучистым взглядом. Я сел подле него и сказал...
— Болен, друг,
ногами пуще; до порога еще донесли ноженьки, а как вот тут сел, и распухли. Это у меня с прошлого самого четверга, как стали градусы (NB то есть стал мороз). Мазал я их доселе мазью, видишь; третьего года мне Лихтен, доктор, Едмунд Карлыч,
в Москве прописал, и помогала мазь, ух помогала; ну, а вот теперь помогать перестала. Да и грудь тоже заложило. А вот со вчерашнего и спина, ажно собаки едят… По ночам-то и не сплю.
— Ну да, так я и знал, народные предрассудки: «лягу, дескать, да, чего доброго, уж и не встану» — вот чего очень часто боятся
в народе и предпочитают лучше проходить болезнь на
ногах, чем лечь
в больницу. А вас, Макар Иванович, просто тоска берет, тоска по волюшке да по большой дорожке — вот и вся болезнь; отвыкли подолгу на месте жить. Ведь вы — так называемый странник? Ну, а бродяжество
в нашем народе почти обращается
в страсть. Это я не раз заметил за народом. Наш народ — бродяга по преимуществу.
Чувствуя ее усилия, но
в жару разговора, совсем бессознательно, Макар Иванович несколько раз пробовал было приподняться, но
ноги его не слушались.
Посему и ты, Софья, не смущай свою душу слишком, ибо весь твой грех — мой, а
в тебе, так мыслю, и разуменье-то вряд ли тогда было, а пожалуй, и
в вас тоже, сударь, вкупе с нею, — улыбнулся он с задрожавшими от какой-то боли губами, — и хоть мог бы я тогда поучить тебя, супруга моя, даже жезлом, да и должен был, но жалко стало, как предо мной упала
в слезах и ничего не потаила…
ноги мои целовала.
Одним словом, он ужасно торопился к чему-то перейти. Он был весь чем-то проникнут, с
ног до головы, какою-то главнейшею идеей, которую желал формулировать и мне изложить. Он говорил ужасно много и скоро, с напряжением и страданием разъясняя и жестикулируя, но
в первые минуты я решительно ничего не понимал.
В дверях меня чуть не сбила с
ног Лукерья, стремительно пробежавшая из комнаты Макара Ивановича
в кухню.
Она стремительно выбежала из квартиры, накидывая на бегу платок и шубку, и пустилась по лестнице. Мы остались одни. Я сбросил шубу, шагнул и затворил за собою дверь. Она стояла предо мной как тогда,
в то свидание, с светлым лицом, с светлым взглядом, и, как тогда, протягивала мне обе руки. Меня точно подкосило, и я буквально упал к ее
ногам.
Это подобно, как у великих художников
в их поэмах бывают иногда такие больные сцены, которые всю жизнь потом с болью припоминаются, — например, последний монолог Отелло у Шекспира, Евгений у
ног Татьяны, или встреча беглого каторжника с ребенком, с девочкой,
в холодную ночь, у колодца,
в «Miserables» [«Отверженных» (франц.).]
Кричал же Бьоринг на Анну Андреевну, которая вышла было тоже
в коридор за князем; он ей грозил и, кажется, топал
ногами — одним словом, сказался грубый солдат-немец, несмотря на весь «свой высший свет».
Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там
в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под
ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть его? только, знаете,
в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с
ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
А вы — стоять на крыльце, и ни с места! И никого не впускать
в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите, что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож на такого человека, что хочет подать на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает
ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит на цыпочках вслед за квартальными.)
Городничий. Не гневись! Вот ты теперь валяешься у
ног моих. Отчего? — оттого, что мое взяло; а будь хоть немножко на твоей стороне, так ты бы меня, каналья! втоптал
в самую грязь, еще бы и бревном сверху навалил.
Аммос Федорович (строит всех полукружием).Ради бога, господа, скорее
в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную
ногу, непременно на военную
ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.