Неточные совпадения
— Такие чувства вам, конечно, делают честь, и, без сомнения, вам
есть чем гордиться; но я бы
на вашем
месте все-таки не очень праздновал, что незаконнорожденный… а вы точно именинник!
Где бы Версиловы ни
были, жили ли по нескольку лет
на месте или переезжали, Макар Иванович непременно уведомлял о себе «семейство».
Версилов, отец мой, которого я видел всего только раз в моей жизни,
на миг, когда мне
было всего десять лет (и который в один этот миг успел поразить меня), Версилов, в ответ
на мое письмо, не ему, впрочем, посланное, сам вызвал меня в Петербург собственноручным письмом, обещая частное
место.
В это девятнадцатое число я должен
был тоже получить мое первое жалованье за первый месяц моей петербургской службы
на моем «частном»
месте.
Этого чиновника, служившего, кроме того,
на казенном
месте, и одного
было бы совершенно достаточно; но, по желанию самого князя, прибавили и меня, будто бы
на помощь чиновнику; но я тотчас же
был переведен в кабинет и часто, даже для виду, не имел пред собою занятий, ни бумаг, ни книг.
Вошли две дамы, обе девицы, одна — падчерица одного двоюродного брата покойной жены князя, или что-то в этом роде, воспитанница его, которой он уже выделил приданое и которая (замечу для будущего) и сама
была с деньгами; вторая — Анна Андреевна Версилова, дочь Версилова, старше меня тремя годами, жившая с своим братом у Фанариотовой и которую я видел до этого времени всего только раз в моей жизни, мельком
на улице, хотя с братом ее, тоже мельком, уже имел в Москве стычку (очень может
быть, и упомяну об этой стычке впоследствии, если
место будет, потому что в сущности не стоит).
Я
был так смущен только что происшедшим, что, при входе их, даже не встал, хотя князь встал им навстречу; а потом подумал, что уж стыдно вставать, и остался
на месте.
Я подступил: вещь
на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном
месте,
был изъян. Я только один и подошел смотреть, все молчали; конкурентов не
было. Я бы мог отстегнуть застежки и вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть вещь, но правом моим не воспользовался и только махнул дрожащей рукой: «дескать, все равно».
Дергачев жил в маленьком флигеле,
на дворе деревянного дома одной купчихи, но зато флигель занимал весь. Всего
было чистых три комнаты. Во всех четырех окнах
были спущены шторы. Это
был техник и имел в Петербурге занятие; я слышал мельком, что ему выходило одно выгодное частное
место в губернии и что он уже отправляется.
—
Есть. До свиданья, Крафт; благодарю вас и жалею, что вас утрудил! Я бы,
на вашем
месте, когда у самого такая Россия в голове, всех бы к черту отправлял: убирайтесь, интригуйте, грызитесь про себя — мне какое дело!
Могущество! Я убежден, что очень многим стало бы очень смешно, если б узнали, что такая «дрянь» бьет
на могущество. Но я еще более изумлю: может
быть, с самых первых мечтаний моих, то
есть чуть ли не с самого детства, я иначе не мог вообразить себя как
на первом
месте, всегда и во всех оборотах жизни. Прибавлю странное признание: может
быть, это продолжается еще до сих пор. При этом замечу, что я прощения не прошу.
А посади
на место Юпитера какого-нибудь литератора или дуру деревенскую бабу — грому-то, грому-то что
будет!
О, пусть, пусть эта страшная красавица (именно страшная,
есть такие!) — эта дочь этой пышной и знатной аристократки, случайно встретясь со мной
на пароходе или где-нибудь, косится и, вздернув нос, с презрением удивляется, как смел попасть в первое
место, с нею рядом, этот скромный и плюгавый человечек с книжкой или с газетой в руках?
Это
был очень маленький и очень плотненький французик, лет сорока пяти и действительно парижского происхождения, разумеется из сапожников, но уже с незапамятных времен служивший в Москве
на штатном
месте, преподавателем французского языка, имевший даже чины, которыми чрезвычайно гордился, — человек глубоко необразованный.
Я хотел
было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал
на месте, и только лишь когда я добежал до квартиры, я услышал, как отворилась и с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул в мою комнату, задвинулся
на защелку и, не зажигая свечки, бросился
на мою кровать, лицом в подушку, и — плакал, плакал. В первый раз заплакал с самого Тушара! Рыданья рвались из меня с такою силою, и я
был так счастлив… но что описывать!
С князем он
был на дружеской ноге: они часто вместе и заодно играли; но князь даже вздрогнул, завидев его, я заметил это с своего
места: этот мальчик
был всюду как у себя дома, говорил громко и весело, не стесняясь ничем и все, что
на ум придет, и, уж разумеется, ему и в голову не могло прийти, что наш хозяин так дрожит перед своим важным гостем за свое общество.
— А зачем же вы ко мне прибыли, коли так? — чуть не подскочил он
на месте от удовольствия. Я мигом повернулся и хотел
было выйти, но он ухватил меня за плечо.
Давеча князь крикнул ему вслед, что не боится его вовсе: уж и в самом деле не говорил ли Стебельков ему в кабинете об Анне Андреевне; воображаю, как бы я
был взбешен
на его
месте.
— Крафт мне рассказал его содержание и даже показал мне его… Прощайте! Когда я бывал у вас в кабинете, то робел при вас, а когда вы уходили, я готов
был броситься и целовать то
место на полу, где стояла ваша нога… — проговорил я вдруг безотчетно, сам не зная как и для чего, и, не взглянув
на нее, быстро вышел.
Фраза
была ужасно значительна. Я осекся
на месте. О, разумеется, припоминая все тогдашнее, парадоксальное и бесшабашное настроение мое, я конечно бы вывернулся каким-нибудь «благороднейшим» порывом, или трескучим словечком, или чем-нибудь, но вдруг я заметил в нахмуренном лице Лизы какое-то злобное, обвиняющее выражение, несправедливое выражение, почти насмешку, и точно бес меня дернул.
Я искренно рассказал ему, что готов
был бросаться целовать то
место на полу, где стояла ее нога.
Было уже восемь часов; я бы давно пошел, но все поджидал Версилова: хотелось ему многое выразить, и сердце у меня горело. Но Версилов не приходил и не пришел. К маме и к Лизе мне показываться пока нельзя
было, да и Версилова, чувствовалось мне, наверно весь день там не
было. Я пошел пешком, и мне уже
на пути пришло в голову заглянуть во вчерашний трактир
на канаве. Как раз Версилов сидел
на вчерашнем своем
месте.
Я поместился опять у zero, то
есть опять между Зерщиковым и Афердовым, который всегда усаживался подле Зерщикова справа; мне претило это
место, но мне непременно хотелось ставить
на zero, а все остальные
места у zéro
были заняты.
Есть по нашему
месту такой
на детей кашель, коклюш, что с одного
на другого переходит.
И вот
на памяти людской еще не
было в тех
местах, чтобы такой малый робеночек
на свою жизнь посягнул!
Другой бы
на его
месте трусил и все бы еще сомневался; но Ламберт
был молод, дерзок, с нетерпеливейшей жаждой наживы, мало знал людей и несомненно предполагал их всех подлыми; такой усумниться не мог, тем более что уже выпытал у Анны Андреевны все главнейшие подтверждения.
Одним словом, сцена вышла потрясающая; в комнате
на сей раз
были мы только все свои, даже Татьяны Павловны не
было. Лиза как-то выпрямилась вся
на месте и молча слушала; вдруг встала и твердо сказала Макару Ивановичу...
— Мадье де Монжо? — повторил он вдруг опять
на всю залу, не давая более никаких объяснений, точно так же как давеча глупо повторял мне у двери, надвигаясь
на меня: Dolgorowky? Поляки вскочили с
места, Ламберт выскочил из-за стола, бросился
было к Андрееву, но, оставив его, подскочил к полякам и принялся униженно извиняться перед ними.
— Скверно очень-с, — прошептал
на этот раз уже с разозленным видом рябой. Между тем Ламберт возвратился почти совсем бледный и что-то, оживленно жестикулируя, начал шептать рябому. Тот между тем приказал лакею поскорей подавать кофе; он слушал брезгливо; ему, видимо, хотелось поскорее уйти. И однако, вся история
была простым лишь школьничеством. Тришатов с чашкою кофе перешел с своего
места ко мне и сел со мною рядом.
Постойте, я еще бокал
выпью, — помните вы там одно
место в конце, когда они — сумасшедший этот старик и эта прелестная тринадцатилетняя девочка, внучка его, после фантастического их бегства и странствий, приютились наконец где-то
на краю Англии, близ какого-то готического средневекового собора, и эта девочка какую-то тут должность получила, собор посетителям показывала…
Он убежал к себе по лестнице. Конечно, все это могло навести
на размышления. Я нарочно не опускаю ни малейшей черты из всей этой тогдашней мелкой бессмыслицы, потому что каждая черточка вошла потом в окончательный букет, где и нашла свое
место, в чем и уверится читатель. А что тогда они действительно сбивали меня с толку, то это — правда. Если я
был так взволнован и раздражен, то именно заслышав опять в их словах этот столь надоевший мне тон интриг и загадок и напомнивший мне старое. Но продолжаю.
Неточные совпадения
Тем не менее вопрос «охранительных людей» все-таки не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились и отправились прямо
на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то
есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли
на бригадирский двор, но сказать ничего не сказали, а только потоптались
на месте, чтобы засвидетельствовать.
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось, встали
на свои
места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.
Он не
был ни технолог, ни инженер; но он
был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но
был убежден, что стоит только указать: от сих
мест до сих — и
на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево,
будет продолжать течь река.
— Состояние у меня, благодарение богу, изрядное. Командовал-с; стало
быть, не растратил, а умножил-с. Следственно, какие
есть насчет этого законы — те знаю, а новых издавать не желаю. Конечно, многие
на моем
месте понеслись бы в атаку, а может
быть, даже устроили бы бомбардировку, но я человек простой и утешения для себя в атаках не вижу-с!
Строился новый город
на новом
месте, но одновременно с ним выползало
на свет что-то иное, чему еще не
было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно
было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою историю…