Цитаты со словом «крафт»
Сам он не стоит описания, и, собственно, в дружеских отношениях я с ним не был; но в Петербурге его отыскал; он мог (по разным обстоятельствам, о которых говорить тоже не стоит) тотчас же сообщить мне адрес одного
Крафта, чрезвычайно нужного мне человека, только что тот вернется из Вильно.
Зверева (ему тоже было лет девятнадцать) я застал на дворе дома его тетки, у которой он временно проживал. Он только что пообедал и ходил по двору на ходулях; тотчас же сообщил мне, что
Крафт приехал еще вчера и остановился на прежней квартире, тут же на Петербургской, и что он сам желает как можно скорее меня видеть, чтобы немедленно сообщить нечто нужное.
Так как видеть
Крафта в настоящих обстоятельствах для меня было капитально важно, то я и попросил Ефима тотчас же свести меня к нему на квартиру, которая, оказалось, была в двух шагах, где-то в переулке. Но Зверев объявил, что час тому уж его встретил и что он прошел к Дергачеву.
Действительно,
Крафт мог засидеться у Дергачева, и тогда где же мне его ждать? К Дергачеву я не трусил, но идти не хотел, несмотря на то что Ефим тащил меня туда уже третий раз. И при этом «трусишь» всегда произносил с прескверной улыбкой на мой счет. Тут была не трусость, объявляю заранее, а если я боялся, то совсем другого. На этот раз пойти решился; это тоже было в двух шагах. Дорогой я спросил Ефима, все ли еще он держит намерение бежать в Америку?
— Я тебя привел, и довольно. О тебе даже слышали.
Крафт тоже может о тебе заявить.
Что же касается до мужчин, то все были на ногах, а сидели только, кроме меня,
Крафт и Васин; их указал мне тотчас же Ефим, потому что я и Крафта видел теперь в первый раз в жизни.
— Очень рад, что вы пришли, — сказал
Крафт. — У меня есть одно письмо, до вас относящееся. Мы здесь посидим, а потом пойдем ко мне.
Это, видите ли, — вдруг обратился он ко мне одному (и признаюсь, если он имел намерение обэкзаменовать во мне новичка или заставить меня говорить, то прием был очень ловкий с его стороны; я тотчас это почувствовал и приготовился), — это, видите ли, вот господин
Крафт, довольно уже нам всем известный и характером и солидностью убеждений.
–…второстепенный, которому предназначено послужить лишь материалом для более благородного племени, а не иметь своей самостоятельной роли в судьбах человечества. Ввиду этого, может быть и справедливого, своего вывода господин
Крафт пришел к заключению, что всякая дальнейшая деятельность всякого русского человека должна быть этой идеей парализована, так сказать, у всех должны опуститься руки и…
— Ввиду того, что
Крафт сделал серьезные изучения, вывел выводы на основании физиологии, которые признает математическими, и убил, может быть, года два на свою идею (которую я бы принял преспокойно a priori), ввиду этого, то есть ввиду тревог и серьезности Крафта, это дело представляется в виде феномена.
Из всего выходит вопрос, который
Крафт понимать не может, и вот этим и надо заняться, то есть непониманием Крафта, потому что это феномен.
Про Россию я
Крафту поверю и даже скажу, что, пожалуй, и рад; если б эта идея была всеми усвоена, то развязала бы руки и освободила многих от патриотического предрассудка…
— Я не из патриотизма, — сказал
Крафт как бы с какой-то натугой. Все эти дебаты были, кажется, ему неприятны.
— Но чем, скажите, вывод
Крафта мог бы ослабить стремление к общечеловеческому делу? — кричал учитель (он один только кричал, все остальные говорили тихо). — Пусть Россия осуждена на второстепенность; но можно работать и не для одной России. И, кроме того, как же Крафт может быть патриотом, если он уже перестал в Россию верить?
— Я — русский, — сказал
Крафт.
Крафт слушал, слегка улыбаясь, и произнес наконец, как бы с несколько измученным видом, впрочем с сильною искренностью...
— Э! — тихо махнул рукой
Крафт, — я ведь сказал вам, что тут не патриотизм.
— Ошибка в том, что у
Крафта не один логический вывод, а, так сказать, вывод, обратившийся в чувство.
— Бу-удто-с? — тотчас же подхватил и протянул с иронией тот самый голос, который перебивал Дергачева и крикнул
Крафту, что он немец.
— Долго рассказывать… А отчасти моя идея именно в том, чтоб оставили меня в покое. Пока у меня есть два рубля, я хочу жить один, ни от кого не зависеть (не беспокойтесь, я знаю возражения) и ничего не делать, — даже для того великого будущего человечества, работать на которого приглашали господина
Крафта. Личная свобода, то есть моя собственная-с, на первом плане, а дальше знать ничего не хочу.
Я, может быть, лично и других идей, и захочу служить человечеству, и буду, и, может быть, в десять раз больше буду, чем все проповедники; но только я хочу, чтобы с меня этого никто не смел требовать, заставлять меня, как господина
Крафта; моя полная свобода, если я даже и пальца не подыму.
Остальные все продолжали молчать, все глядели и меня разглядывали; но мало-помалу с разных концов комнаты началось хихиканье, еще тихое, но все хихикали мне прямо в глаза. Васин и
Крафт только не хихикали. С черными бакенами тоже ухмылялся; он в упор смотрел на меня и слушал.
— Пойдемте, — толкнул меня
Крафт.
Я пошел за
Крафтом. Я ничего не стыдился.
Продолжая «ничего не стыдиться», я еще на лесенке нагнал Васина, отстав от
Крафта, как от второстепенности, и с самым натуральным видом, точно ничего не случилось, спросил...
— Это очень может быть верно. Я знал вашу сестру, Лизавету Макаровну, прошлого года, в Луге…
Крафт остановился и, кажется, вас ждет; ему поворачивать.
Я крепко пожал руку Васина и добежал до
Крафта, который все шел впереди, пока я говорил с Васиным. Мы молча дошли до его квартиры; я не хотел еще и не мог говорить с ним. В характере Крафта одною из сильнейших черт была деликатность.
Крафт прежде где-то служил, а вместе с тем и помогал покойному Андроникову (за вознаграждение от него) в ведении иных частных дел, которыми тот постоянно занимался сверх своей службы.
Для меня важно было уже то, что
Крафту, вследствие особенной близости его с Андрониковым, могло быть многое известно из того, что так интересовало меня.
Но я знал от Марьи Ивановны, жены Николая Семеновича, у которого я прожил столько лет, когда ходил в гимназию, — и которая была родной племянницей, воспитанницей и любимицей Андроникова, что
Крафту даже «поручено» передать мне нечто.
Войдя,
Крафт был в чрезвычайной задумчивости, как бы забыв обо мне вовсе; он, может быть, и не заметил, что я с ним не разговаривал дорогой.
—
Крафт, вы к ним и еще пойдете? — вдруг спросил я его. Он медленно обернулся ко мне, как бы плохо понимая меня. Я сел на стул.
— Простите их! — сказал вдруг
Крафт.
— Пусть я буду виноват перед собой… Я люблю быть виновным перед собой…
Крафт, простите, что я у вас вру. Скажите, неужели вы тоже в этом кружке? Я вот об чем хотел спросить.
— Позвольте,
Крафт, вы сказали: «Заботятся о том, что будет через тысячу лет». Ну а ваше отчаяние… про участь России… разве это не в том же роде забота?
— Имеете вы особые основания так полагать о нем,
Крафт? Вот что я хочу знать: для того-то я и у вас!
— Ну, хорошо, — сказал я, сунув письмо в карман. — Это дело пока теперь кончено.
Крафт, послушайте. Марья Ивановна, которая, уверяю вас, многое мне открыла, сказала мне, что вы, и только один вы, могли бы передать истину о случившемся в Эмсе, полтора года назад, у Версилова с Ахмаковыми. Я вас ждал, как солнца, которое все у меня осветит. Вы не знаете моего положения, Крафт. Умоляю вас сказать мне всю правду. Я именно хочу знать, какой он человек, а теперь — теперь больше, чем когда-нибудь это надо!
Он проповедовал тогда «что-то страстное», по выражению
Крафта, какую-то новую жизнь, «был в религиозном настроении высшего смысла» — по странному, а может быть, и насмешливому выражению Андроникова, которое мне было передано.
Крафт совершенно не отрицает слуха, что Версилов успел утвердить в уме больного мужа, что Катерина Николавна неравнодушна к молодому князю Сокольскому (отлучившемуся тогда из Эмса в Париж).
Сделал же это не прямо, а, «по обыкновению своему», наветами, наведениями и всякими извилинами, «на что он великий мастер», выразился
Крафт.
Вообще же скажу, что
Крафт считал его, и желал считать, скорее плутом и врожденным интриганом, чем человеком, действительно проникнутым чем-то высшим или хоть оригинальным.
Я же знал и помимо
Крафта, что Версилов, имев сперва чрезвычайное влияние на Катерину Николавну, мало-помалу дошел с нею до разрыва.
В чем тут состояла вся эта игра, я и от
Крафта не мог добиться, но о взаимной ненависти, возникшей между обоими после их дружбы, все подтверждали.
Что это случилось действительно, это все подтверждают — и
Крафт, и Андроников, и Марья Ивановна, и даже однажды проговорилась об этом при мне Татьяна Павловна.
Отец начал наконец подаваться, видя упорство влюбленной и «фанатизированной» Версиловым дочери — выражение
Крафта.
Вот, однако, прямая догадка
Крафта на основании данных, но все-таки лишь догадка.
И что же, рядом с этим существует другой вариант, которому, к печали моей, вполне верил и
Крафт и которому я и сам верил (обо всем этом я уже слышал).
Спички остались, таким образом, под сомнением, но
Крафт и им твердо верил.
Но он хранил все эти секреты даже от семейства своего, а открыл лишь нечто
Крафту и Марье Ивановне, да и то вследствие необходимости.
— Главное, тут теперь один документ, — заключил
Крафт, — которого чрезвычайно боится госпожа Ахмакова.
Цитаты из русской классики со словом «крафт»
— Не важная сумма, не извольте беспокоиться. Я не за этим, верьте слову. А как, собственно, генерал
Крафт завтра спросят: был ли, и хоть они и не начальник мне прямой, а все нельзя их не уважать, ну и нрав у них аккуратный… Из немцев они… А тут и Анна Каранатовна пожелали книжки послушать… у меня же случилась…
Но майор, должно быть, неоднократно слышавший уже этот рассказ, вдруг сделал такие мутные, тупые глаза, глядя на своего собеседника, что
Крафт отвернулся от него и обратился ко мне и Болхову, попеременно глядя то на того, то на другого. На Тросенку же он ни разу не взглянул во время всего своего рассказа.
— Хочешь быть баронессой фон
Крафт? — остановился он вдруг перед Марьей Николаевной.
Современник этих ледовитых затей, почтеннейший Георг Волфганг
Крафт, оставил «для охотников до натуральной науки» подробное описание дома.
В «Подростке» фигурирует умный, глубокий и интересный
Крафт, — и Достоевский отмечает, что он не немец, а русский.
Предложения со словом «крафт»
- Твои родители пекари, значит, у тебя уже есть основы крафта, не так ли?
- Потом я бросил на стол для крафта три пшеницы, и, прежде чем я решил, как добавить всё остальное, появился…
- От злости я кинул на стол для крафта ещё одну палку!
- (все предложения)
Сочетаемость слова «крафт»
Дополнительно