Неточные совпадения
А ведь
главная,
самая сильная боль, может, не в ранах, а вот, что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас — душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно;
главное то, что наверно.
— Да, да, друг мой, это такой в старину был игумен… а я к графу, ждет, давно, и
главное,
сам назначил… Князь, до свидания!
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению
самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и,
главное, в такую минуту!
— Нас однажды компания собралась, ну, и подпили это, правда, и вдруг кто-то сделал предложение, чтобы каждый из нас, не вставая из-за стола, рассказал что-нибудь про себя вслух, но такое, что
сам он, по искренней совести, считает
самым дурным из всех своих дурных поступков в продолжение всей своей жизни; но с тем, чтоб искренно,
главное, чтоб было искренно, не лгать!
Одним словом, я,
главное, поэтому и убедился, что Чебаров должен быть каналья и
сам наустил господина Бурдовского обманом на такое мошенничество.
Но если Ганя и в
самом деле ждал целого рода нетерпеливых вопросов, невольных сообщений, дружеских излияний, то он, конечно, очень ошибся. Во все двадцать минут его посещения князь был даже очень задумчив, почти рассеян. Ожидаемых вопросов, или, лучше сказать, одного
главного вопроса, которого ждал Ганя, быть не могло. Тогда и Ганя решился говорить с большою выдержкой. Он, не умолкая, рассказывал все двадцать минут, смеялся, вел
самую легкую, милую и быструю болтовню, но до
главного не коснулся.
— Послушайте, князь, я остался здесь со вчерашнего вечера, во-первых, из особенного уважения к французскому архиепископу Бурдалу (у Лебедева до трех часов откупоривали), а во-вторых, и
главное (и вот всеми крестами крещусь, что говорю правду истинную!), потому остался, что хотел, так сказать, сообщив вам мою полную, сердечную исповедь, тем
самым способствовать собственному развитию; с этою мыслию и заснул в четвертом часу, обливаясь слезами.
— Но чтобы доказать вам, что в этот раз я говорил совершенно серьезно, и
главное, чтобы доказать это князю (вы, князь, чрезвычайно меня заинтересовали, и клянусь вам, что я не совсем еще такой пустой человек, каким непременно должен казаться, — хоть я и в
самом деле пустой человек!), и… если позволите, господа, я сделаю князю еще один последний вопрос, из собственного любопытства, им и кончим.
Половину вы вчера от меня уже услышали: я вас считаю за
самого честного и за
самого правдивого человека, всех честнее и правдивее, и если говорят про вас, что у вас ум… то есть, что вы больны иногда умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в
самом деле больны умом (вы, конечно, на это не рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато
главный ум у вас лучше, чем у них у всех, такой даже, какой им и не снился, потому что есть два ума:
главный и не
главный.
Даже с матерью обращался свысока и презрительно, несмотря на то, что
сам очень хорошо понимал, что репутация и характер его матери составляли покамест
главную опорную точку и его карьеры.
— Ну, пожалуйста, не вдавайся в философию! Конечно, так. Кончено, и довольно с нас: в дураках. Я на это дело, признаюсь тебе, никогда серьезно не могла смотреть; только «на всякий случай» взялась за него, на смешной ее характер рассчитывая, а
главное, чтобы тебя потешить; девяносто шансов было, что лопнет. Я даже до сих пор
сама не знаю, чего ты и добивался-то.
— Конечно, меня! Меня боитесь, если решились ко мне прийти. Кого боишься, того не презираешь. И подумать, что я вас уважала, даже до этой
самой минуты! А знаете, почему вы боитесь меня и в чем теперь ваша
главная цель? Вы хотели
сами лично удостовериться: больше ли он меня, чем вас, любит, или нет, потому что вы ужасно ревнуете…
— Я так и знал, что ты в эфтом же трактире остановишься, — заговорил он, как иногда, приступая к
главному разговору, начинают с посторонних подробностей, не относящихся прямо к делу, — как в коридор зашел, то и подумал: а ведь, может, и он сидит, меня ждет теперь, как я его, в эту же
самую минуту?
Неточные совпадения
Призвали на совет
главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова голова отделиться от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил
сам свою собственную голову?
Для Константина народ был только
главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он
сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он считал себя, человека и,
главное, такого простого, ничем не выдающегося человека.
Но
главная забота ее всё-таки была она
сама — она
сама, насколько она дорога Вронскому, насколько она может заменить для него всё, что он оставил.
Несмотря на то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой и
сам чувствовал это, почти все в доме, даже нянюшка,
главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.