Неточные совпадения
— О, почти не по
делу! То есть, если хотите, и есть одно
дело, так только совета спросить, но я, главное, чтоб отрекомендоваться, потому я князь Мышкин, а генеральша Епанчина тоже
последняя из княжон Мышкиных, и, кроме меня с нею, Мышкиных больше и нет.
— Помню, помню, конечно, и буду. Еще бы,
день рождения, двадцать пять лет! Гм… А знаешь, Ганя, я уж, так и быть, тебе открою, приготовься. Афанасию Ивановичу и мне она обещала, что сегодня у себя вечером скажет
последнее слово: быть или не быть! Так смотри же, знай.
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие
дела не совались. И, однако, до сих пор всё тем только у нас в доме и держится, что
последнего слова еще не сказано, а гроза грянет. Если сегодня скажется
последнее слово, стало быть, и все скажется.
Тоцкий до того было уже струсил, что даже и Епанчину перестал сообщать о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он, как слабый человек, решительно вновь ободрялся и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья Филипповна дала, наконец, слово обоим друзьям, что вечером, в
день своего рождения, скажет
последнее слово.
Но Ганя уже слишком много вынес в этот
день и в этот вечер, и к этому
последнему неожиданному испытанию был не приготовлен.
— Верно знаю, — с убеждением подтвердил Рогожин. — Что, не такая, что ли? Это, брат, нечего и говорить, что не такая. Один это только вздор. С тобой она будет не такая, и сама, пожалуй, этакому
делу ужаснется, а со мной вот именно такая. Ведь уж так. Как на
последнюю самую шваль на меня смотрит. С Келлером, вот с этим офицером, что боксом дрался, так наверно знаю — для одного смеху надо мной сочинила… Да ты не знаешь еще, что она надо мной в Москве выделывала! А денег-то, денег сколько я перевел…
Но один у другого подглядел, в
последние два
дня, часы, серебряные, на бисерном желтом снурке, которых, видно, не знал у него прежде.
Завещания, разумеется, никакого,
дела, по обыкновению, в беспорядке, наследников жадных куча, и которым уже нет ни малейшего
дела до
последних в роде отпрысков, лечимых из милости от родового идиотизма в Швейцарии.
— Но чтобы доказать вам, что в этот раз я говорил совершенно серьезно, и главное, чтобы доказать это князю (вы, князь, чрезвычайно меня заинтересовали, и клянусь вам, что я не совсем еще такой пустой человек, каким непременно должен казаться, — хоть я и в самом
деле пустой человек!), и… если позволите, господа, я сделаю князю еще один
последний вопрос, из собственного любопытства, им и кончим.
Я написал сейчас выше, что окончательная решимость, которой недоставало мне для исполнения моего «
последнего убеждения», произошла во мне, кажется, вовсе не из логического вывода, а от какого-то странного толчка, от одного странного обстоятельства, может быть, вовсе не связанного ничем с ходом
дела.
Между нами был такой контраст, который не мог не сказаться нам обоим, особенно мне: я был человек, уже сосчитавший
дни свои, а он — живущий самою полною, непосредственною жизнью, настоящею минутой, без всякой заботы о «
последних» выводах, цифрах или о чем бы то ни было, не касающемся того, на чем… на чем… ну хоть на чем он помешан; пусть простит мне это выражение господин Рогожин, пожалуй, хоть как плохому литератору, не умевшему выразить свою мысль.
Что ж, может быть, я и хочу воспользоваться
последнею возможностью
дела?
Девицы обыкновенно вставали на даче около девяти часов; одна Аглая, в
последние два-три
дня, повадилась вставать несколько раньше и выходила гулять в сад, но все-таки не в семь часов, а в восемь или даже попозже.
В ней было много благоразумия, когда
дело доходило до
последней черты, но оно же не оставляло ее и до черты.
Беспокоило его тоже, что старик в
последние три
дня совсем даже перестал пить.
В
последние два года про
дела своего семейства он знал разве только вообще или понаслышке; подробнее же перестал в них входить, не чувствуя к тому ни малейшего призвания.
Хоть и не заметлив был князь в
последнее время, но ему как-то в глаза бросилось, что со времени переселения от них генерала Иволгина, вот уже три
дня, Лебедев очень дурно повел себя.
Сначала, дескать, князь почтил его своею доверенностью в
делах с известным «персонажем» (с Настасьей Филипповной); но потом совсем разорвал с ним и отогнал его от себя со срамом, и даже до такой обидной степени, что в
последний раз с грубостью будто бы отклонил «невинный вопрос о ближайших переменах в доме».
Затем, почти после полугодового молчания, Евгений Павлович уведомил свою корреспондентку, опять в длинном и подробном письме, о том, что он, во время
последнего своего приезда к профессору Шнейдеру, в Швейцарию, съехался у него со всеми Епанчиными (кроме, разумеется, Ивана Федоровича, который, по
делам, остается в Петербурге) и князем Щ.