Разумно и ясно, и, повторяем, с чрезвычайною даже психологией, развернул он пред князем картину всех бывших собственных
отношений князя к Настасье Филипповне.
Неточные совпадения
— Уверяю же вас, что я гораздо меньше болтал, чем вы думаете, — сказал
князь с некоторым раздражением на укоры Гани.
Отношения между ними становились видимо хуже и хуже.
— Отчего же нет? Всех, кому угодно! Уверяю вас, Лебедев, что вы что-то не так поняли в моих
отношениях в самом начале; у вас тут какая-то беспрерывная ошибка. Я не имею ни малейших причин от кого-нибудь таиться и прятаться, — засмеялся
князь.
Но с Ганей у
князя были
отношения всё какие-то особенные.
— Ни-ни, я имею свои причины, чтобы нас не заподозрили в экстренном разговоре с целью; тут есть люди, которые очень интересуются нашими
отношениями, — вы не знаете этого,
князь? И гораздо лучше будет, если увидят, что и без того в самых дружелюбнейших, а не в экстренных только
отношениях, — понимаете? Они часа через два разойдутся; я у вас возьму минут двадцать, ну — полчаса…
Заметим кстати, что не только сами Епанчины, но и все принадлежавшие прямо или косвенно к дому Епанчиных нашли нужным совершенно порвать с
князем всякие
отношения.
Согласитесь сами,
князь, что в ваши
отношения к Настасье Филипповне с самого начала легло нечто условно-демократическое (я выражаюсь для краткости), так сказать, обаяние «женского вопроса» (чтобы выразиться еще короче).
Мы никак не могли узнать в точности, каким образом могли завязаться подобные
отношения; завязались они, конечно, по поводу всё той же истории с
князем, когда Вера Лебедева была поражена горестью до того, что даже заболела; но при каких подробностях произошло знакомство и дружество, нам неизвестно.
К объяснению всего этого ходило, конечно, по губернии несколько темных и неопределенных слухов, вроде того, например, как чересчур уж хозяйственные в свою пользу распоряжения по одному огромному имению, находившемуся у князя под опекой; участие в постройке дома на дворянские суммы, который потом развалился; участие будто бы в Петербурге в одной торговой компании, в которой князь был распорядителем и в которой потом все участники потеряли безвозвратно свои капиталы;
отношения князя к одному очень важному и значительному лицу, его прежнему благодетелю, который любил его, как родного сына, а потом вдруг удалил от себя и даже запретил называть при себе его имя, и, наконец, очень тесная дружба с домом генеральши, и ту как-то различно понимали: кто обращал особенное внимание на то, что для самой старухи каждое слово князя было законом, и что она, дрожавшая над каждой копейкой, ничего для него не жалела и, как известно по маклерским книгам, лет пять назад дала ему под вексель двадцать тысяч серебром, а другие говорили, что m-lle Полина дружнее с князем, чем мать, и что, когда он приезжал, они, отправив старуху спать, по нескольку часов сидят вдвоем, затворившись в кабинете — и так далее…
Против своей воли он ревниво следил за своими соперниками, графом Петром Игнатьевичем и «поляком», как не особенно дружелюбно называл он графа Свянторжецкого. Соперничество с графом Свиридовым не могло, конечно, не отразиться на
отношениях князя Сергея Сергеевича к его другу. Постепенно возникла холодность, которая заставила недавних задушевных друзей отдалиться друг от друга.
Неточные совпадения
— Но скажите, пожалуйста, я никогда не могла понять, — сказала Анна, помолчав несколько времени и таким тоном, который ясно показывал, что она делала не праздный вопрос, но что то, что она спрашивала, было для нее важнее, чем бы следовало. — Скажите, пожалуйста, что такое ее
отношение к
князю Калужскому, так называемому Мишке? Я мало встречала их. Что это такое?
Таков уже русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или
князем для него лучше всяких тесных дружеских
отношений.
— Я, графиня, во-первых, не имею никаких прав что-либо советовать
князю, — сказала Mariette, глядя на Нехлюдова и этим взглядом устанавливая между ним и ею какое-то полное соглашение об
отношении к словам графини и вообще к евангелизму, — и, во-вторых, я не очень люблю, вы знаете…
Граф Орлов написал
князю Щербатову секретное
отношение, в котором советовал ему дело затушить, чтоб не дать такого прямого торжества низшему сословию над высшим.
Князь был одним из тех расслабленных и чванных представителей старинных родов, которые, по-видимому, отстаивают корпоративную связь, но, в сущности, пресмыкаются и ползают, исключительно посвящая свою жизнь поддерживанию дворских и высокобюрократических
отношений.