Неточные совпадения
— С величайшим удовольствием приду и очень вас благодарю за то, что вы меня полюбили. Даже, может быть, сегодня же приду, если успею. Потому, я вам скажу откровенно, вы мне сами очень
понравились, и особенно когда про подвески бриллиантовые рассказывали. Даже и прежде подвесок
понравились, хотя у вас и сумрачное лицо. Благодарю вас тоже за обещанное мне платье и за шубу, потому мне действительно платье и шуба скоро понадобятся. Денег же у меня в настоящую минуту почти ни копейки нет.
Хотя князь был и дурачок, — лакей уж это решил, — но все-таки генеральскому камердинеру показалось наконец неприличным продолжать долее разговор от себя с посетителем, несмотря на то, что князь ему почему-то
нравился, в своем роде, конечно. Но с другой точки зрения он возбуждал в нем решительное и грубое негодование.
Генерал пристально рассматривал Ганю; смущение Гани ему видимо не
нравилось.
— Ну, извините, — перебил генерал, — теперь ни минуты более не имею. Сейчас я скажу о вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (я уж в таком виде постараюсь вас отрекомендовать), то советую воспользоваться случаем и
понравиться, потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не пожелает, то не взыщите, когда-нибудь в другое время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест на эти счеты, мы давеча с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
— Так вам
нравится такая женщина, князь? — спросил он его вдруг, пронзительно смотря на него. И точно будто бы у него было какое чрезвычайное намерение.
Ей, впрочем,
нравится больше всего то, что он работает, трудится и один поддерживает все семейство.
Мне
понравился почерк, и я его заучил.
Генералу очень
понравилось, вот он теперь и вспомнил.
Эта сухая материя особенно
понравилась генеральше, которой почти никогда не удавалось говорить о своей родословной, при всем желании, так что она встала из-за стола в возбужденном состоянии духа.
— Почему? Что тут странного? Отчего ему не рассказывать? Язык есть. Я хочу знать, как он умеет говорить. Ну, о чем-нибудь. Расскажите, как вам
понравилась Швейцария, первое впечатление. Вот вы увидите, вот он сейчас начнет, и прекрасно начнет.
Осел ужасно поразил меня и необыкновенно почему-то мне
понравился, а с тем вместе вдруг в моей голове как бы все прояснело.
— С тех пор я ужасно люблю ослов. Это даже какая-то во мне симпатия. Я стал о них расспрашивать, потому что прежде их не видывал, и тотчас же сам убедился, что это преполезнейшее животное, рабочее, сильное, терпеливое, дешевое, переносливое; и чрез этого осла мне вдруг вся Швейцария стала
нравиться, так что совершенно прошла прежняя грусть.
— Да и об осле было умно, — заметила Александра, — князь рассказал очень интересно свой болезненный случай и как все ему
понравилось чрез один внешний толчок. Мне всегда было интересно, как люди сходят с ума и потом опять выздоравливают. Особенно если это вдруг сделается.
— Что же, вам очень
понравилось? Много назидательного? Полезного? — спрашивала Аглая.
— Мне это вовсе не
понравилось, и я после того немного болен был, но признаюсь, что смотрел как прикованный, глаз оторвать не мог.
И представьте, эта низость почти всем им
понравилась, но… тут вышла особенная история; тут вступились дети, потому что в это время дети были все уже на моей стороне и стали любить Мари.
Тебе самой разве
нравятся?
— Да за что же, черт возьми! Что вы там такое сделали? Чем
понравились? Послушайте, — суетился он изо всех сил (все в нем в эту минуту было как-то разбросано и кипело в беспорядке, так что он и с мыслями собраться не мог), — послушайте, не можете ли вы хоть как-нибудь припомнить и сообразить в порядке, о чем вы именно там говорили, все слова, с самого начала? Не заметили ли вы чего, не упомните ли?
Варвара Ардалионовна была девица лет двадцати трех, среднего роста, довольно худощавая, с лицом не то чтобы очень красивым, но заключавшим в себе тайну
нравиться без красоты и до страсти привлекать к себе.
— Да, мне ваш брат не очень
нравится.
— Мне ваша сестра очень
понравилась.
Я не
нравлюсь тут, потому что вилять не хочу; а надо бы.
Ганя язвительно про себя усмехнулся, но смолчал. Князь увидал, что отзыв его не
понравился, сконфузился и тоже замолчал.
— Эге! Да с вами надо осторожнее. Черт знает, вы и тут яду влили. А кто знает, может быть, вы мне и враг? Кстати, ха-ха-ха! И забыл спросить: правда ли мне показалось, что вам Настасья Филипповна что-то слишком
нравится, а?
— А знаете, князь, вы мне очень
нравитесь. Давешний ваш случай у меня из ума нейдет.
— Да и вы мне очень
нравитесь, Коля.
Но хоть и грубо, а все-таки бывало и едко, а иногда даже очень, и это-то, кажется, и
нравилось Настасье Филипповне. Желающим непременно бывать у нее оставалось решиться переносить Фердыщенка. Он, может быть, и полную правду угадал, предположив, что его с того и начали принимать, что он с первого разу стал своим присутствием невозможен для Тоцкого. Ганя, с своей стороны, вынес от него целую бесконечность мучений, и в этом отношении Фердыщенко сумел очень пригодиться Настасье Филипповне.
Идея никому не
нравилась.
Унылый и брезгливый оттенок физиономий некоторых из гостей, может быть, еще более разжигал ее насмешливое желание; может быть, ей именно
нравилась циничность и жестокость идеи.
Аделаиде он очень
понравился,
понравился и Лизавете Прокофьевне.
И верите ли: каждое утро он нам здесь эту же речь пересказывает, точь-в-точь, как там ее говорил; пятый раз сегодня; вот пред самым вашим приходом читал, до того
понравилось.
Да постой, говорит, я тебе сама про это прочту!» Вскочила, принесла книгу: «Это стихи», говорит, и стала мне в стихах читать о том, как этот император в эти три дня заклинался отомстить тому папе: «Неужели, говорит, это тебе не
нравится, Парфен Семенович?» — «Это всё верно, говорю, что ты прочла».
Но ему до того
понравились эти часы и до того соблазнили его, что он наконец не выдержал: взял нож и, когда приятель отвернулся, подошел к нему осторожно сзади, наметился, возвел глаза к небу, перекрестился и, проговорив про себя с горькою молитвой: «Господи, прости ради Христа!» — зарезал приятеля с одного раза, как барана, и вынул у него часы.
Он прилеплялся воспоминаниями и умом к каждому внешнему предмету, и ему это
нравилось: ему всё хотелось что-то забыть, настоящее, насущное, но при первом взгляде кругом себя он тотчас же опять узнавал свою мрачную мысль, мысль, от которой ему так хотелось отвязаться.
Расслабленному, тоскующему и разбитому телом князю дача очень
понравилась.
Это очень
понравилось Аглае.
Но видно было, что Аглае
нравилась именно вся эта аффектация, с которою она начинала церемонию чтения стихов.
Князь прислушивался к тому, что говорил Радомский… Ему показалось, что он держит себя прекрасно, скромно, весело, и особенно
понравилось, что он с таким совершенным равенством и по-дружески говорит с задиравшим его Колей.
— Ну, мне только не растеряй, снеси, хоть и без почтительности, но только с уговором, — прибавила она, пристально его оглядывая, — до порога только и допущу, а принять сегодня тебя не намерена. Дочь Веру присылай хоть сейчас, мне она очень
нравится.
По всему видно было, что статья ему чрезвычайно
нравится.
Вы его уж очень лестно описали, господин Келлер, в вашей статье, — обратился князь, вдруг засмеявшись, к боксеру, — но он мне совсем не
понравился.
Вообще дети Лебедева всё более и более с каждым днем начинали князю
нравиться.
Сказав это, Коля вскочил и расхохотался так, как, может быть, никогда ему не удавалось смеяться. Увидав, что князь весь покраснел, Коля еще пуще захохотал; ему ужасно
понравилась мысль, что князь ревнует к Аглае, но он умолк тотчас же, заметив, что тот искренно огорчился. Затем они очень серьезно и озабоченно проговорили еще час или полтора.
— Я не знаю ваших мыслей, Лизавета Прокофьевна. Вижу только, что письмо это вам очень не
нравится. Согласитесь, что я мог бы отказаться отвечать на такой вопрос; но чтобы показать вам, что я не боюсь за письмо и не сожалею, что написал, и отнюдь не краснею за него (князь покраснел еще чуть не вдвое более), я вам прочту это письмо, потому что, кажется, помню его наизусть.
— Трудно объяснить, только не тех, про какие вы теперь, может быть, думаете, — надежд… ну, одним словом, надежд будущего и радости о том, что, может быть, я там не чужой, не иностранец. Мне очень вдруг на родине
понравилось. В одно солнечное утро я взял перо и написал к ней письмо; почему к ней — не знаю. Иногда ведь хочется друга подле; и мне, видно, друга захотелось… — помолчав, прибавил князь.
Князь заметил мельком, что Александре Ивановне, кажется, очень не
нравится, что Евгений Павлович говорит слишком весело, говорит на серьезную тему и как будто горячится, а в то же время как будто и шутит.
«Чрезвычайно странные люди!» — подумал князь Щ., может быть, в сотый уже раз с тех пор, как сошелся с ними, но… ему
нравились эти странные люди. Что же касается до князя, то, может быть, он ему и не слишком
нравился; князь Щ. был несколько нахмурен и как бы озабочен, когда все вышли на прогулку.
Иногда ему хотелось уйти куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда, и даже ему бы
нравилось мрачное, пустынное место, только чтобы быть одному с своими мыслями и чтобы никто не знал, где он находится.
— Что вы пришли выпытать, в этом и сомнения нет, — засмеялся наконец и князь, — и даже, может быть, вы решили меня немножко и обмануть. Но ведь что ж, я вас не боюсь; притом же мне теперь как-то всё равно, поверите ли? И… и… и так как я прежде всего убежден, что вы человек все-таки превосходный, то ведь мы, пожалуй, и в самом деле кончим тем, что дружески сойдемся. Вы мне очень
понравились, Евгений Павлыч, вы… очень, очень порядочный, по-моему, человек!