И мы втроем поднялись из подземелья, но и здесь, наверху, меня
не оставляло ощущение какой-то напряженной неловкости. Валек был грустнее и молчаливее обыкновенного.
Неточные совпадения
Она ушла. Стоит Евгений, // Как будто громом поражен. // В какую бурю
ощущений // Теперь он сердцем погружен! // Но шпор незапный звон раздался, // И муж Татьянин показался, // И здесь героя моего, // В минуту, злую для него, // Читатель, мы теперь
оставим, // Надолго… навсегда. За ним // Довольно мы путем одним // Бродили по свету. Поздравим // Друг друга с берегом. Ура! // Давно б (
не правда ли?) пора!
Наслаждался внутреннею тишиною, внешних врагов
не имея, доведя общество до высшего блаженства гражданского сожития, — неужели толико чужды будем
ощущению человечества, чужды движениям жалости, чужды нежности благородных сердец, любви чужды братния и
оставим в глазах наших на всегдашнюю нам укоризну, на поношение дальнейшего потомства треть целую общников наших, сограждан нам равных, братий возлюбленных в естестве, в тяжких узах рабства и неволи?
Не могу тебе дать отчета в моих новых
ощущениях: большой беспорядок в мыслях до сих пор и жизнь кочевая. На днях я переехал к ксендзу Шейдевичу; от него,
оставив вещи, отправлюсь в Урик пожить и полечиться; там пробуду дней десять и к 1 сентябрю отправлюсь в дальний путь; даст бог доберусь до места в месяц, а что дальше —
не знаю.
Может быть, — когда, через много лет, придется
оставить его, — еще пожалею о нем!..» — прибавлял я
не без примеси того злорадного
ощущения, которое доходит иногда до потребности нарочно бередить свою рану, точно желая полюбоваться своей болью, точно в сознании всей великости несчастия есть действительно наслаждение.
«Но вот, — печально думал Саша, — она чужая; милая, но чужая. Пришла и ушла, и уже обо мне, поди, и
не думает. Только
оставила сладкое благоухание сиренью да розою и
ощущение от двух нежных поцелуев, — и неясное волнение в душе, рождающее сладкую мечту, как волна Афродиту».