Неточные совпадения
— Даром деньги
на франкировку письма истратили. Гм… по крайней мере простодушны и искренны, а сие похвально! Гм… генерала же Епанчина знаем-с, собственно потому, что человек общеизвестный; да и покойного господина Павлищева, который вас в Швейцарии содержал, тоже знавали-с, если только это был Николай Андреевич Павлищев, потому что их два двоюродные брата. Другой доселе в Крыму, а Николай Андреевич, покойник, был человек почтенный и при связях, и четыре тысячи душ в свое
время имели-с…
Ну, а я этой порой, по матушкину благословению, у Сережки Протушина двадцать рублей достал, да во Псков по машине и отправился, да приехал-то в лихорадке; меня там святцами зачитывать старухи принялись, а я пьян сижу, да пошел потом по кабакам
на последние, да в бесчувствии всю ночь
на улице и провалялся, ан к утру горячка, а тем
временем за ночь еще собаки обгрызли.
— А знаете, князь, — сказал он совсем почти другим голосом, — ведь я вас все-таки не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочет посмотреть
на однофамильца… Подождите, если хотите, коли у вас
время терпит.
— О, у меня
время терпит; у меня
время совершенно мое (и князь тотчас же поставил свою мягкую, круглополую шляпу
на стол).
— Очень может быть, хотя это и здесь куплено. Ганя, дайте князю бумагу; вот перья и бумага, вот
на этот столик пожалуйте. Что это? — обратился генерал к Гане, который тем
временем вынул из своего портфеля и подал ему фотографический портрет большого формата, — ба! Настасья Филипповна! Это сама, сама тебе прислала, сама? — оживленно и с большим любопытством спрашивал он Ганю.
Да тут именно чрез ум надо бы с самого начала дойти; тут именно надо понять и… и поступить с обеих сторон: честно и прямо, не то… предуведомить заранее, чтобы не компрометировать других, тем паче, что и
времени к тому было довольно, и даже еще и теперь его остается довольно (генерал значительно поднял брови), несмотря
на то, что остается всего только несколько часов…
— Ну, извините, — перебил генерал, — теперь ни минуты более не имею. Сейчас я скажу о вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (я уж в таком виде постараюсь вас отрекомендовать), то советую воспользоваться случаем и понравиться, потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не пожелает, то не взыщите, когда-нибудь в другое
время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест
на эти счеты, мы давеча с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
Тоцкий, который, как все погулявшие
на своем веку джентльмены, с презрением смотрел вначале, как дешево досталась ему эта нежившая душа, в последнее
время несколько усомнился в своем взгляде.
В то же
время совершенно легко и без всякого труда познакомился с ней и один молодой чиновник, по фамилии Фердыщенко, очень неприличный и сальный шут, с претензиями
на веселость и выпивающий.
— Maman, да ведь этак очень странно рассказывать, — заметила Аделаида, которая тем
временем поправила свой мольберт, взяла кисти, палитру и принялась было копировать давно уже начатый пейзаж с эстампа. Александра и Аглая сели вместе
на маленьком диване и, сложа руки, приготовились слушать разговор. Князь заметил, что
на него со всех сторон устремлено особенное внимание.
Он говорил, что эти пять минут казались ему бесконечным сроком, огромным богатством; ему казалось, что в эти пять минут он проживет столько жизней, что еще сейчас нечего и думать о последнем мгновении, так что он еще распоряжения разные сделал: рассчитал
время, чтобы проститься с товарищами,
на это положил минуты две, потом две минуты еще положил, чтобы подумать в последний раз про себя, а потом, чтобы в последний раз кругом поглядеть.
И представьте, эта низость почти всем им понравилась, но… тут вышла особенная история; тут вступились дети, потому что в это
время дети были все уже
на моей стороне и стали любить Мари.
Послушайте, когда я давеча вошел сюда и посмотрел
на ваши милые лица, — я теперь очень всматриваюсь в лица, — и услышал ваши первые слова, то у меня, в первый раз с того
времени, стало
на душе легко.
— Князь, — начал он опять, — там
на меня теперь… по одному совершенно странному обстоятельству… и смешному… и в котором я не виноват… ну, одним словом, это лишнее, — там
на меня, кажется, немножко сердятся, так что я некоторое
время не хочу входить туда без зова.
Как будто необъятная гордость и презрение, почти ненависть, были в этом лице, и в то же самое
время что-то доверчивое, что-то удивительно простодушное; эти два контраста возбуждали как будто даже какое-то сострадание при взгляде
на эти черты.
— Да,
на некоторое
время, быть может, — проговорил князь, как бы несколько заикаясь.
Варя воротилась в комнату и молча подала матери портрет Настасьи Филипповны. Нина Александровна вздрогнула и сначала как бы с испугом, а потом с подавляющим горьким ощущением рассматривала его некоторое
время. Наконец вопросительно поглядела
на Варю.
Уж одно то, что Настасья Филипповна жаловала в первый раз; до сих пор она держала себя до того надменно, что в разговорах с Ганей даже и желания не выражала познакомиться с его родными, а в самое последнее
время даже и не упоминала о них совсем, точно их и не было
на свете.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки,
на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок
на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом,
на полную наглость, но не смевший решиться
на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же
время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
Несколько
времени Ганя стоял как молнией пораженный при выходке сестры; но, увидя, что Настасья Филипповна этот раз действительно уходит, как исступленный бросился
на Варю и в бешенстве схватил ее за руку.
Он даже и не поколебался, увидя Варю; одно
время постоял
на пороге и вдруг с решимостию приблизился к князю.
В эти пять лет ее петербургской жизни было одно
время, вначале, когда Афанасий Иванович особенно не жалел для нее денег; он еще рассчитывал тогда
на ее любовь и думал соблазнить ее, главное, комфортом и роскошью, зная, как легко прививаются привычки роскоши и как трудно потом отставать от них, когда роскошь мало-помалу обращается в необходимость.
Сам Афанасий Иванович, слывший за тонкого и изящного рассказчика, а в прежнее
время на этих вечерах обыкновенно управлявший разговором, был видимо не в духе и даже в каком-то несвойственном ему замешательстве.
Настасья Филипповна во всё
время его рассказа пристально рассматривала кружевцо оборки
на своем рукаве и щипала ее двумя пальцами левой руки, так что ни разу не успела и взглянуть
на рассказчика.
Компания Рогожина была почти в том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка, в свое
время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные
на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный
на улице,
на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых давал в свое
время просителям».
А дочки тоже подивились
на свою мамашу, так торжественно объявившую им, что «главнейшая черта ее жизни — беспрерывная ошибка в людях», и в то же самое
время поручавшую князя вниманию «могущественной» старухи Белоконской в Москве, причем, конечно, пришлось выпрашивать ее внимания Христом да богом, потому что «старуха» была в известных случаях туга
на подъем.
Генеральша
на это отозвалась, что в этом роде ей и Белоконская пишет, и что «это глупо, очень глупо; дурака не вылечишь», резко прибавила она, но по лицу ее видно было, как она рада была поступкам этого «дурака». В заключение всего генерал заметил, что супруга его принимает в князе участие точно как будто в родном своем сыне, и что Аглаю она что-то ужасно стала ласкать; видя это, Иван Федорович принял
на некоторое
время весьма деловую осанку.
В продолжение зимы мало-помалу наконец решили отправиться
на лето за границу, то есть Лизавета Прокофьевна с дочерьми; генералу, разумеется, нельзя было тратить
время на «пустое развлечение».
Происходило это уже почти пред самым вторичным появлением нашего героя
на сцену нашего рассказа. К этому
времени, судя
на взгляд, бедного князя Мышкина уже совершенно успели в Петербурге забыть. Если б он теперь вдруг явился между знавшими его, то как бы с неба упал. А между тем мы все-таки сообщим еще один факт и тем самым закончим наше введение.
Препровожден он был туда приятельницей своей, капитаншей, по выданным ей в разное
время документам, ценой тысячи
на две.
Лебедев оглянулся и, увидев князя, стоял некоторое
время как бы пораженный громом, потом бросился к нему с подобострастною улыбкой, но
на дороге опять как бы замер, проговорив, впрочем...
— Он поутру никогда много не пьет; если вы к нему за каким-нибудь делом, то теперь и говорите. Самое
время. Разве к вечеру, когда воротится, так хмелен; да и то теперь больше
на ночь плачет и нам вслух из Священного писания читает, потому что у нас матушка пять недель как умерла.
Все засмеялись. Князю пришло
на ум, что Лебедев и действительно, может быть, жмется и кривляется потому только, что, предчувствуя его вопросы, не знает, как
на них ответить, и выгадывает
время.
— Я вот и сам, дня три переждав, со всеми домочадцами
на дачу, чтоб и новорожденного птенца сохранить, и здесь в домишке тем
временем всё поисправить. И тоже в Павловск.
Был уже двенадцатый час. Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того
времени очень хотелось сделать один визит.
На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра, князь решился идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
Дверь отворил сам Парфен Семеныч; увидев князя, он до того побледнел и остолбенел
на месте, что некоторое
время похож был
на каменного истукана, смотря своим неподвижным и испуганным взглядом и скривив рот в какую-то в высшей степени недоумевающую улыбку, — точно в посещении князя он находил что-то невозможное и почти чудесное.
А мне
на мысль пришло, что если бы не было с тобой этой напасти, не приключилась бы эта любовь, так ты, пожалуй, точь-в-точь как твой отец бы стал, да и в весьма скором
времени.
Молча взял наконец Рогожин руку князя и некоторое
время стоял, как бы не решаясь
на что-то; наконец вдруг потянул его за собой, проговорив едва слышным голосом: «Пойдем».
Несколько
времени спустя,
на улице, он вдруг как бы что-то припомнил, как бы что-то внезапно сообразил, очень странное, что-то уж долго его беспокоившее.
Он знал, что в такое предприпадочное
время он бывает необыкновенно рассеян и часто даже смешивает предметы и лица, если глядит
на них без особого, напряженного внимания.
В самый день переезда, состоявшегося уже к вечеру, вокруг него
на террасе собралось довольно много гостей: сперва пришел Ганя, которого князь едва узнал, — так он за все это
время переменился и похудел.
Беспрерывно осведомлялся, не нужно ли ему чего, и когда князь стал ему наконец замечать, чтоб он оставил его в покое, послушно и безмолвно оборачивался, пробирался обратно
на цыпочках к двери и всё
время, пока шагал, махал руками, как бы давая знать, что он только так, что он не промолвит ни слова, и что вот он уж и вышел, и не придет, и, однако ж, чрез десять минут или по крайней мере чрез четверть часа являлся опять.
Насмешливая улыбка бродила
на губах нового гостя во всё
время чтения стихов, как будто и он уже слышал кое-что про «рыцаря бедного».
Что была насмешка, в том он не сомневался; он ясно это понял и имел
на то причины: во
время чтения Аглая позволила себе переменить буквы А. М. D. в буквы Н. Ф. Б. Что тут была не ошибка и не ослышка с его стороны — в том он сомневаться не мог (впоследствии это было доказано).
Случился странный анекдот с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно
на рулетках, отцы принуждены были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают тем, что отпускают один из тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без того уже довольно зазорное
время наше.
Надо признаться, что ему везло-таки счастье, так что он, уж и не говоря об интересной болезни своей, от которой лечился в Швейцарии (ну можно ли лечиться от идиотизма, представьте себе это?!!), мог бы доказать собою верность русской пословицы: «Известному разряду людей — счастье!» Рассудите сами: оставшись еще грудным ребенком по смерти отца, говорят, поручика, умершего под судом за внезапное исчезновение в картишках всей ротной суммы, а может быть, и за пересыпанную с излишком дачу розог подчиненному (старое-то
время помните, господа!), наш барон взят был из милости
на воспитание одним из очень богатых русских помещиков.
— Да оставите ли вы меня, — закричала она
на уговаривавших ее, — нет, коли вы уж даже сами, Евгений Павлыч, заявили сейчас, что даже сам защитник
на суде объявлял, что ничего нет естественнее, как по бедности шесть человек укокошить, так уж и впрямь последние
времена пришли.
Он говорил одно, но так, как будто бы этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил с оттенком насмешки и в то же
время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся
на каждом слове, так что всё это, вместе с его чахоточным видом и с странным, сверкающим и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
В числе присутствующих здесь были и такие, которые готовы были просидеть тут хоть до утра, не вымолвив ни слова, например Варвара Ардалионовна, сидевшая весь вечер поодаль, молчавшая и всё
время слушавшая с необыкновенным любопытством, имевшая, может быть,
на то и свои причины.
— Если вы не бросите сейчас же этих мерзких людей, то я всю жизнь, всю жизнь буду вас одного ненавидеть! — прошептала Аглая; она была как бы в исступлении, но она отвернулась, прежде чем князь успел
на нее взглянуть. Впрочем, ему уже нечего и некого было бросать: больного Ипполита тем
временем успели кое-как усадить
на извозчика, и дрожки отъехали.