— И я не верю, хоть есть улики. Девка своевольная, девка фантастическая, девка сумасшедшая! Девка злая, злая, злая! Тысячу лет буду утверждать, что злая! Все они теперь у меня такие, даже эта
мокрая курица, Александра, но эта уж из рук вон выскочила. Но тоже не верю! Может быть, потому что не хочу верить, — прибавила она как будто про себя. — Почему ты не приходил? — вдруг обернулась она опять к князю. — Все три дня почему не приходил? — нетерпеливо крикнула ему она другой раз.
Но желчные выходки (чем, главное, и проявлялись ее материнские заботливость и симпатия), задирания, такие названия, как «
мокрая курица», только смешили Александру.
Весь день все просидели, как
мокрые куры, рано разошлись и легли спать. В десять часов вечера все умолкло в доме. Между тем дождь перестал, Райский надел пальто, пошел пройтись около дома. Ворота были заперты, на улице стояла непроходимая грязь, и Райский пошел в сад.
Уж такие батенька были, что это страх! как на них найдет. За безделицу подчас так разлютуются, что только держись. Никому спуска нет. А в другой раз — так и ничего. Это было по комплекции их: хоть и за дело, так тише
мокрой курицы: сидят себе, да только глазами хлопают. Тогда-то маменька могли им всю правду высказывать, а они в ответ только рукою машут.
Неточные совпадения
Литератор откинулся пред ним на спинку стула, его красивое лицо нахмурилось, покрылось серой тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он взял из коробки на столе папиросу, женщина у самовара вполголоса напомнила ему: «Ты бросил
курить!», тогда он, швырнув папиросу на
мокрый медный поднос, взял другую и закурил, исподлобья и сквозь дым глядя на оратора.
На другой день, ранним утром, началась казнь. На дворе стояла уже глубокая осень, и Улиту, почти окостеневшую от ночи, проведенной в «холодной», поставили перед крыльцом, на одном из приступков которого сидел барин, на этот раз еще трезвый, и
курил трубку. В виду крыльца, на
мокрой траве, была разостлана рогожа.
— Самое выгодное время стрелять озимых
кур — дождливые, ненастные дни, тогда они гораздо смирнее: мало вьются вверху, менее бегают по
мокрой пашне и даже иногда сидят на одном месте, собравшись в кучу.
Солдат стоял в двери каюты для прислуги, с большим ножом в руках, — этим ножом отрубали головы
курам, кололи дрова на растопку, он был тупой и выщерблен, как пила. Перед каютой стояла публика, разглядывая маленького смешного человечка с
мокрой головой; курносое лицо его дрожало, как студень, рот устало открылся, губы прыгали. Он мычал: