Неточные совпадения
У самых этих ступенек и остановилась толпа;
сходить не решались, но одна из
женщин выдвинулась вперед; за нею осмелились последовать только двое из ее свиты.
— Хорошо, хорошо, потом; вы всё меня перебиваете, и что мне за дело, что вы
ходили на музыку? О какой это
женщине вам приснилось?
Помню только, что, войдя в первую залу, император вдруг остановился пред портретом императрицы Екатерины, долго смотрел на него в задумчивости и наконец произнес: «Это была великая
женщина!» — и
прошел мимо.
— И что у вас за повадка так… странно поступать? Ведь вы… просто шпион! Почему вы писали анонимом и тревожили… такую благороднейшую и добрейшую
женщину? Почему, наконец, Аглая Ивановна не имеет права писать кому ей угодно? Что вы жаловаться, что ли,
ходили сегодня? Что вы надеялись там получить? Что подвинуло вас доносить?
Аглая покраснела. Может быть, ей вдруг показалось ужасно странно и невероятно, что она сидит теперь с этою
женщиной, в доме «этой
женщины» и нуждается в ее ответе. При первых звуках голоса Настасьи Филипповны как бы содрогание
прошло по ее телу. Всё это, конечно, очень хорошо заметила «эта
женщина».
Оба молча посмотрели в окно, как
женщина прошла по двору, как ветер прижал юбку к ногам ее и воинственно поднял перо на шляпе. Она нагнулась, оправляя юбку, точно кланяясь ветру.
О целомудрии заболотских
женщин ходили неодобрительные слухи, объясняемые, впрочем, постоянным отсутствием мужей и любострастием стариков, тоже проведших молодость среди трактирной сутолоки и потому не особенно щекотливых в нравственном смысле.
Чище других был дом Бунина, куда вход был не с площади, а с переулка. Здесь жило много постоянных хитрованцев, существовавших поденной работой вроде колки дров и очистки снега, а
женщины ходили на мытье полов, уборку, стирку как поденщицы.
Неточные совпадения
Идите вы к чиновнику, // К вельможному боярину, // Идите вы к царю, // А
женщин вы не трогайте, — // Вот Бог! ни с чем
проходите // До гробовой доски!
И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы,
ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у
женщин вырезали груди и тоже ели. Распустивши волоса по ветру, в одном утреннем неглиже, они бегали по городским улицам, словно исступленные, плевались, кусались и произносили неподобные слова.
Никогда еще не
проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. И это была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ее разрывается от отчаяния, и
пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любил другую
женщину, — это было ясно.
Когда она
прошла мимо нас, от нее повеяло тем неизъяснимым ароматом, которым дышит иногда записка милой
женщины.
Молча с Грушницким спустились мы с горы и
прошли по бульвару, мимо окон дома, где скрылась наша красавица. Она сидела у окна. Грушницкий, дернув меня за руку, бросил на нее один из тех мутно-нежных взглядов, которые так мало действуют на
женщин. Я навел на нее лорнет и заметил, что она от его взгляда улыбнулась, а что мой дерзкий лорнет рассердил ее не на шутку. И как, в самом деле, смеет кавказский армеец наводить стеклышко на московскую княжну?..