Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит; с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его
до последней минуты с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в то же время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
Неточные совпадения
— О, еще бы! — тотчас же ответил князь, — князей Мышкиных теперь и совсем нет, кроме меня; мне кажется, я
последний. А что касается
до отцов и дедов, то они у нас и однодворцами бывали. Отец мой был, впрочем, армии подпоручик, из юнкеров. Да вот не знаю, каким образом и генеральша Епанчина очутилась тоже из княжон Мышкиных, тоже
последняя в своем роде…
Тот, кого убивают разбойники, режут ночью, в лесу или как-нибудь, непременно еще надеется, что спасется,
до самого
последнего мгновения.
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие дела не совались. И, однако,
до сих пор всё тем только у нас в доме и держится, что
последнего слова еще не сказано, а гроза грянет. Если сегодня скажется
последнее слово, стало быть, и все скажется.
Она допускала, однако ж, и дозволяла ему любовь его, но настойчиво объявила, что ничем не хочет стеснять себя; что она
до самой свадьбы (если свадьба состоится) оставляет за собой право сказать «нет», хотя бы в самый
последний час; совершенно такое же право предоставляет и Гане.
Тоцкий
до того было уже струсил, что даже и Епанчину перестал сообщать о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он, как слабый человек, решительно вновь ободрялся и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья Филипповна дала, наконец, слово обоим друзьям, что вечером, в день своего рождения, скажет
последнее слово.
И подумать, что это так
до самой
последней четверти секунды, когда уже голова на плахе лежит, и ждет, и… знает, и вдруг услышит над собой, как железо склизнуло!
Уж одно то, что Настасья Филипповна жаловала в первый раз;
до сих пор она держала себя
до того надменно, что в разговорах с Ганей даже и желания не выражала познакомиться с его родными, а в самое
последнее время даже и не упоминала о них совсем, точно их и не было на свете.
А что я давеча издевалась у тебя, Ганечка, так это я нарочно хотела сама в
последний раз посмотреть:
до чего ты сам можешь дойти?
Но со времени «случая с генералом», как выражался Коля, и вообще с самого замужества сестры, Коля почти совсем у них отбился от рук и
до того дошел, что в
последнее время даже редко являлся и ночевать в семью.
Варя, так строго обращавшаяся с ним прежде, не подвергала его теперь ни малейшему допросу об его странствиях; а Ганя, к большому удивлению домашних, говорил и даже сходился с ним иногда совершенно дружески, несмотря на всю свою ипохондрию, чего никогда не бывало прежде, так как двадцатисемилетний Ганя, естественно, не обращал на своего пятнадцатилетнего брата ни малейшего дружелюбного внимания, обращался с ним грубо, требовал к нему от всех домашних одной только строгости и постоянно грозился «добраться
до его ушей», что и выводило Колю «из
последних границ человеческого терпения».
Но главное в том, что мысль эта укрепилась
до точного и всеобщего убеждения только в
последние годы жизни Павлищева, когда все испугались за завещание и когда первоначальные факты были забыты, а справки невозможны.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я пойду сейчас же на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим племянником и любит его
до страсти, видя в нем
последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего дяди…»
Какой нравственности нужно еще сверх вашей жизни, и
последнее хрипение, с которым вы отдадите
последний атом жизни, выслушивая утешения князя, который непременно дойдет в своих христианских доказательствах
до счастливой мысли, что, в сущности, оно даже и лучше, что вы умираете.
Чрезвычайное, почти неестественное напряжение, поддерживавшее
до сих пор Ипполита, дошло
до этой
последней степени.
Сначала, дескать, князь почтил его своею доверенностью в делах с известным «персонажем» (с Настасьей Филипповной); но потом совсем разорвал с ним и отогнал его от себя со срамом, и даже
до такой обидной степени, что в
последний раз с грубостью будто бы отклонил «невинный вопрос о ближайших переменах в доме».
Прошло две недели после события, рассказанного в
последней главе, и положение действующих лиц нашего рассказа
до того изменилось, что нам чрезвычайно трудно приступать к продолжению без особых объяснений.
Одним словом, много было бы чего рассказать, но Лизавета Прокофьевна, ее дочери и даже князь Щ. были
до того уже поражены всем этим «террором», что даже боялись и упоминать об иных вещах в разговоре с Евгением Павловичем, хотя и знали, что он и без них хорошо знает историю
последних увлечений Аглаи Ивановны.
Еще отец, нарочно громко заговоривший с Вронским, не кончил своего разговора, как она была уже вполне готова смотреть на Вронского, говорить с ним, если нужно, точно так же, как она говорила с княгиней Марьей Борисовной, и, главное, так, чтобы всё
до последней интонации и улыбки было одобрено мужем, которого невидимое присутствие она как будто чувствовала над собой в эту минуту.
Неточные совпадения
Тем не менее когда Угрюм-Бурчеев изложил свой бред перед начальством, то
последнее не только не встревожилось им, но с удивлением, доходившим почти
до благоговения, взглянуло на темного прохвоста, задумавшего уловить вселенную.
Но когда дошли
до того, что ободрали на лепешки кору с
последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум.
Сверх того, он уже потому чувствовал себя беззащитным перед демагогами, что
последние, так сказать, считали его своим созданием и в этом смысле действовали
до крайности ловко.
Поэтому почти наверное можно утверждать, что он любил амуры для амуров и был ценителем женских атуров [Ату́ры (франц.) — всевозможные украшения женского наряда.] просто, без всяких политических целей; выдумал же эти
последние лишь для ограждения себя перед начальством, которое, несмотря на свой несомненный либерализм, все-таки не упускало от времени
до времени спрашивать: не пора ли начать войну?
Это
последнее действие
до того поразило Бородавкина, что он тотчас же возымел дерзкую мысль поступить точно таким же образом и относительно прованского масла.