Неточные совпадения
— И это правда. Верите ли, дивлюсь на себя, как говорить по-русски не забыл. Вот с вами говорю теперь, а сам думаю: «А ведь я
хорошо говорю». Я, может, потому так много и говорю. Право, со вчерашнего дня
все говорить по-русски хочется.
Все три девицы Епанчины были барышни здоровые, цветущие, рослые, с удивительными плечами, с мощною грудью, с сильными, почти как у мужчин, руками, и, конечно вследствие своей силы и здоровья, любили иногда
хорошо покушать, чего вовсе и не желали скрывать.
Он очень
хорошо заметил и положительно узнал, что молодой человек, очень хорошей фамилии, живущий в самом достойном семействе, а именно Гаврила Ардалионович Иволгин, которого она знает и у себя принимает, давно уже любит ее
всею силой страсти, и, конечно, отдал бы половину жизни за одну надежду приобресть ее симпатию.
— Он
хорошо говорит, — заметила генеральша, обращаясь к дочерям и продолжая кивать головой вслед за каждым словом князя, — я даже не ожидала. Стало быть,
все пустяки и неправда; по обыкновению. Кушайте, князь, и рассказывайте: где вы родились, где воспитывались? Я хочу
все знать; вы чрезвычайно меня интересуете.
— Не понимаю. Мне всегда тяжело и беспокойно смотреть на такую природу в первый раз; и
хорошо, и беспокойно; впрочем,
все это еще в болезни было.
И как
хорошо сами дети подмечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они
всё понимают.
Они стали часто приходить ко мне и
все просили, чтоб я им рассказывал; мне кажется, что я
хорошо рассказывал, потому что они очень любили меня слушать.
Впоследствии
все это уладилось, но тогда было очень
хорошо: я даже еще ближе сошелся с детьми через это гонение.
Я очень
хорошо знаю, что про свои чувства говорить
всем стыдно, а вот вам я говорю, и с вами мне не стыдно.
— Он, впрочем,
хорошо с нашими лицами вывернулся, — сказала Аглая, —
всем польстил, даже и maman.
Наружность его, кроме некоторого неряшества,
всё еще была довольно прилична, о чем сам он знал очень
хорошо.
— Это вы
хорошо, что ушли, — сказал он, — там теперь кутерьма еще пуще, чем давеча, пойдет, и каждый-то день у нас так, и
все чрез эту Настасью Филипповну заварилось.
Остальные гости, которых было, впрочем, немного (один жалкий старичок учитель, бог знает для чего приглашенный, какой-то неизвестный и очень молодой человек, ужасно робевший и
все время молчавший, одна бойкая дама, лет сорока, из актрис, и одна чрезвычайно красивая, чрезвычайно
хорошо и богато одетая и необыкновенно неразговорчивая молодая дама), не только не могли особенно оживить разговор, но даже и просто иногда не знали, о чем говорить.
— А право, это бы
хорошо! — заметила Настасья Филипповна, вдруг
вся оживляясь. — Право бы, попробовать, господа! В самом деле, нам как-то невесело. Если бы каждый из нас согласился что-нибудь рассказать… в этом роде… разумеется, по согласию, тут полная воля, а? Может, мы выдержим! По крайней мере ужасно оригинально…
Всю ночь поминутно вскакивает, то окна смотрит,
хорошо ли заперты, то двери пробует, в печку заглядывает, да этак в ночь-то раз по семи.
— Кажется, я очень
хорошо вас понимаю, Лукьян Тимофеевич: вы меня, наверно, не ждали. Вы думали, что я из моей глуши не подымусь по вашему первому уведомлению, и написали для очистки совести. А я вот и приехал. Ну, полноте, не обманывайте. Полноте служить двум господам. Рогожин здесь уже три недели, я
всё знаю. Успели вы ее продать ему, как в тогдашний раз, или нет? Скажите правду.
— В Павловск не все-с. А мне Иван Петрович Птицын уступил одну из дач, дешево ему доставшихся. И
хорошо, и возвышенно, и зелено, и дешево, и бонтонно, и музыкально, и вот потому и
все в Павловск. Я, впрочем, во флигелечке, а собственно дачку…
— Однако же ты
всю компанию разогнал; сам вот в родительском доме сидишь, не проказишь. Что ж,
хорошо. Дом-то твой или ваш общий?
— Это будет очень
хорошо, если вы сейчас же и сами это дело окончите, — сказала Аглая, с какою-то особенною серьезностию подходя к князю, — а нам
всем позволите быть вашими свидетелями. Вас хотят замарать, князь, вам надо торжественно оправдать себя, и я заранее ужасно рада за вас.
Это была только слепая ошибка фортуны; они следовали сыну П. На него должны были быть употреблены, а не на меня — порождение фантастической прихоти легкомысленного и забывчивого П. Если б я был вполне благороден, деликатен, справедлив, то я должен бы был отдать его сыну половину
всего моего наследства; но так как я прежде
всего человек расчетливый и слишком
хорошо понимаю, что это дело не юридическое, то я половину моих миллионов не дам.
«Я, разумеется, не шпионил и допрашивать никого не хотел; впрочем, приняли меня
хорошо, так
хорошо, что я даже не ожидал, но о вас, князь, ни слова!» Главнее и занимательнее
всего то, что Аглая поссорилась давеча с своими за Ганю.
И как
хорошо и как прилично обделалось
всё дело; даже в свете с почтением заговорили.
— Вы
всё про спанье; вы, князь, моя нянька! Как только солнце покажется и «зазвучит» на небе (кто это сказал в стихах: «на небе солнце зазвучало»? бессмысленно, но
хорошо!) — так мы и спать. Лебедев! Солнце ведь источник жизни? Что значат «источники жизни» в Апокалипсисе? Вы слыхали о «звезде Полынь», князь?
— Сделаю, непременно сделаю и завтра же нападу на дядю; и я даже рад, и вы так
всё это
хорошо рассказали… Но как это вам, Терентьев, вздумалось все-таки ко мне обратиться?
Бахмутов говорил о своем восторге, что дело это так
хорошо кончилось, благодарил меня за что-то, объяснял, как приятно ему теперь после доброго дела, уверял, что
вся заслуга принадлежит мне и что напрасно многие теперь учат и проповедуют, что единичное доброе дело ничего не значит.
— Мне кажется, вы ко мне несправедливы, — сказал он, — ведь я ничего не нахожу дурного в том, что он так думал, потому что
все склонны так думать; к тому же, может быть, он и не думал совсем, а только этого хотел… ему хотелось в последний раз с людьми встретиться, их уважение и любовь заслужить; это ведь очень хорошие чувства, только как-то
всё тут не так вышло; тут болезнь и еще что-то! Притом же у одних
всё всегда
хорошо выходит, а у других ни на что не похоже…
—
Хорошо,
хорошо, потом; вы
всё меня перебиваете, и что мне за дело, что вы ходили на музыку? О какой это женщине вам приснилось?
— Ну,
хорошо,
хорошо, — перебила вдруг она, но совершенно не тем уже тоном, а в совершенном раскаянии и чуть ли не в испуге, даже наклонилась к нему, стараясь
всё еще не глядеть на него прямо, хотела было тронуть его за плечо, чтоб еще убедительнее попросить не сердиться, —
хорошо, — прибавила она, ужасно застыдившись, — я чувствую, что я очень глупое выражение употребила.
— Здесь на террасе, как вчера?
Хорошо. Я скажу
всем, чтобы вас не будили. Папаша ушел куда-то.
Для него нисколько не успокоительна и не утешительна мысль, что он так
хорошо исполнил свои человеческие обязанности; даже, напротив, она-то и раздражает его: «Вот, дескать, на что ухлопал я
всю мою жизнь, вот что связало меня по рукам и по ногам, вот что помешало мне открыть порох!
Хорошо всё это или не
хорошо?
А если, может быть, и
хорошо (что тоже возможно), то чем же опять
хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде
всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде
всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно,
всё это очень странно, если только правда, и что он не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший парень, и… и, и — ну, наконец, имя же, родовое наше имя,
всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового имени, находящегося в унижении, в глазах света, то есть, смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но
всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
— Ну, не много сказали, — подождала секунд пять Аглая. —
Хорошо, я согласна оставить ежа; но я очень рада, что могу наконец покончить
все накопившиеся недоумения. Позвольте наконец узнать от вас самого и лично: сватаетесь вы за меня или нет?
Князь изложил даже несколько своих взглядов, своих собственных затаенных наблюдений, так что
всё это было бы даже смешно, если бы не было так «
хорошо изложено», как согласились потом
все слушавшие.
Ну,
хорошо, ну, скажите мне сами, ну, как по-вашему: как мне
всего лучше умереть?
— Ну да, школьное слово! Дрянное слово! Вы намерены, кажется, говорить завтра
всё такими словами. Подыщите еще побольше дома в вашем лексиконе таких слов: то-то эффект произведете! Жаль, что вы, кажется, умеете войти
хорошо; где это вы научились? Вы сумеете взять и выпить прилично чашку чаю, когда на вас
все будут нарочно смотреть?
— Виноват; это тоже школьное слово; не буду. Я очень
хорошо понимаю, что вы… за меня боитесь… (да не сердитесь же!), и я ужасно рад этому. Вы не поверите, как я теперь боюсь и — как радуюсь вашим словам. Но
весь этот страх, клянусь вам,
всё это мелочь и вздор. Ей-богу, Аглая! А радость останется. Я ужасно люблю, что вы такой ребенок, такой хороший и добрый ребенок! Ах, как вы прекрасны можете быть, Аглая!
Знаете, по-моему, быть смешным даже иногда
хорошо, да и лучше: скорее простить можно друг другу, скорее и смириться; не
всё же понимать сразу, не прямо же начинать с совершенства!
Он только заметил, что она
хорошо знает дорогу, и когда хотел было обойти одним переулком подальше, потому что там дорога была пустыннее, и предложил ей это, она выслушала, как бы напрягая внимание, и отрывисто ответила: «
Всё равно!» Когда они уже почти вплоть подошли к дому Дарьи Алексеевны (большому и старому деревянному дому), с крыльца вышла одна пышная барыня и с нею молодая девица; обе сели в ожидавшую у крыльца великолепную коляску, громко смеясь и разговаривая, и ни разу даже и не взглянули на подходивших, точно и не приметили.
Аглая покраснела. Может быть, ей вдруг показалось ужасно странно и невероятно, что она сидит теперь с этою женщиной, в доме «этой женщины» и нуждается в ее ответе. При первых звуках голоса Настасьи Филипповны как бы содрогание прошло по ее телу.
Всё это, конечно, очень
хорошо заметила «эта женщина».
Одним словом, много было бы чего рассказать, но Лизавета Прокофьевна, ее дочери и даже князь Щ. были до того уже поражены
всем этим «террором», что даже боялись и упоминать об иных вещах в разговоре с Евгением Павловичем, хотя и знали, что он и без них
хорошо знает историю последних увлечений Аглаи Ивановны.