Наша искусственность видна во всем,
начиная с одежды, над которою так много все смеются и которую все продолжают носить, до нашего кушанья, приправляемого всевозможными примесями, совершенно изменяющими естественный вкус блюд; от изысканности нашего разговорного языка до изысканности нашего литературного языка, который продолжает украшаться антитезами, остротами, распространениями из loci topici, глубокомысленными рассуждениями на избитые темы и глубокомысленными замечаниями о человеческом сердце, на манер Корнеля и Расина в беллетристике и на манер Иоанна Миллера в исторических сочинениях.
Неточные совпадения
Между тем погода
начала хмуриться, небо опять заволокло тучами. Резкие порывы ветра подымали снег
с земли. Воздух был наполнен снежной пылью, по реке кружились вихри. В одних местах ветром совершенно сдуло снег со льда, в других, наоборот, намело большие сугробы. За день все сильно прозябли. Наша
одежда износилась и уже не защищала от холода.
Взгляд, постоянно обращенный назад, и исключительное, замкнутое общество —
начало выражаться в речах и мыслях, в приемах и
одежде; новый цех — цех выходцев — складывался и костенел рядом
с другими.
Иногда мне казалось, что я узнаю то или иное место. Казалось, что за перелеском сейчас же будет река, но вместо нее опять начиналось болото и опять хвойный лес. Настроение наше то поднималось, то падало. Наконец, стало совсем темно, так темно, что хоть глаз выколи.
Одежда наша намокла до последней нитки.
С головного убора сбегала вода. Тонкими струйками она стекала по шее и по спине. Мы
начали зябнуть.
Зимой мужики дохнут преимущественно от холода, от дрянной
одежды и дрянного помещения, по веснам —
с голоду, потому что при
начале полевых работ аппетит у них разгорается огромный, а удовлетворить его нечем; а затем остальное время — от пьянства, драки и вообще всяких глупостей, происходящих у глупого человека от сытости.
На другой день рано утром, бледный,
с мутным взором, беспокойный, как хищный зверь, рыскал Юрий по лагерю… всё было спокойно, солнце только что
начинало разгораться и проникать
одежду… вдруг в одном шатре Юрий слышит ропот поцелуев, вздохи, стон любви, смех и снова поцелуи; он прислушивается — он видит щель в разорванном полотне, непреодолимая сила приковала его к этой щели… его взоры погружаются во внутренность подозрительного шатра… боже правый! он узнает свою Зару в объятиях артиллерийского поручика!