Неточные совпадения
Но каторжные записки — «Сцены из Мертвого дома», — как называет он их сам где-то в своей рукописи, показались мне
не совсем безынтересными.
Зимний день был короток, работа кончалась скоро, и весь наш люд возвращался в острог рано,
где ему почти бы нечего было делать, если б
не случалось кой-какой своей работы.
Внушаемый арестантами страх повсеместен,
где только есть арестанты, и, право,
не знаю, отчего он собственно происходит.
Наконец, он выписался еще с
не совсем поджившей спиной; я тоже пошел в этот раз на выписку, и из госпиталя нам случилось возвращаться вместе: мне в острог, а ему в кордегардию подле нашего острога,
где он содержался и прежде.
— А
где он говорит: прощай, люби,
не обижай и врагов люби. Ах, как хорошо он говорит!
— Карантин — огороженное здание,
где содержались арестанты, изолированные по каким-либо причинам от остальных; шпунты (нем. Spund) — затычки, которыми закрывали бочки с неперебродившим вином, пить шпунты — пить прямо из бочки; играть на белендрясе — играть пальцами на губах, в переносном смысле — пустословить.] так что я
не успел, братцы, настоящим образом в Москве разбогатеть.
Не знаю тоже почему, но мне всегда казалось, что он как будто вовсе
не жил вместе со мною в остроге, а где-то далеко в другом доме, в городе, и только посещал острог мимоходом, чтоб узнать новости, проведать меня, посмотреть, как мы все живем.
Через четверть часа он уже по-прежнему слонялся по острогу с видом совершенного безделья и как будто искал,
не заговорят ли где-нибудь о чем-нибудь полюбопытнее, чтоб приткнуть туда и свой нос и послушать.
Начинают просто, без особых возгласов, но зато первые перескакивают через главное препятствие,
не задумавшись, без страха, идя прямо на все ножи, — и все бросаются за ними и идут слепо, идут до самой последней стены,
где обыкновенно и кладут свои головы.
За копейку тот уступил свое место, немедленно получил от Петрова деньги, которые тот нес, зажав в кулаке, предусмотрительно взяв их с собою в баню, и тотчас же юркнул под лавку прямо под мое место,
где было темно, грязно и
где липкая сырость наросла везде чуть
не на полпальца.
На всем полу
не было местечка в ладонь,
где бы
не сидели скрючившись арестанты, плескаясь из своих шаек.
Но прошлого года на Рождестве майор был
не в духе: где-то проигрался, да и в остроге к тому же нашалили, вот он и запретил со зла, а теперь, может быть,
не захочет стеснять.
Приедет дежурный: «
Где караульный офицер?» — «Пошел в острог арестантов считать, казармы запирать», — ответ прямой, и оправдание прямое. Таким образом, караульные офицеры каждый вечер в продолжение всего праздника позволяли театр и
не запирали казарм вплоть до вечерней зари. Арестанты и прежде знали, что от караула
не будет препятствия, и были покойны.
Иногда он и сам замечал, что больной ничем
не болен; но так как арестант пришел отдохнуть от работы или полежать на тюфяке вместо голых досок и, наконец, все-таки в теплой комнате, а
не в сырой кордегардии,
где в тесноте содержатся густые кучи бледных и испитых подсудимых (подсудимые у нас почти всегда, на всей Руси, бледные и испитые — признак, что их содержание и душевное состояние почти всегда тяжелее, чем у решеных), то наш ординатор спокойно записывал им какую-нибудь febris catarhalis [катаральная лихорадка (лат.).] и оставлял лежать иногда даже на неделю.
Не брезгливы они,
не гадливы к подчиненному народу, — вот
где, кажется мне, причина!
— Так-с. И мы тоже-с. Тут у меня еще двое благоприятелей, говорит, тоже у генерала Кукушкина [То есть в лесу,
где поет кукушка. Он хочет сказать, что они тоже бродяги. (Примеч. автора.)] служат. Так вот смею спросить, мы вот подкутили маненько да и деньжонками пока
не разжились. Полштофика благоволите нам.
А вот где-нибудь в уголке тоже
не спят и разговаривают с своих коек.
Все эти бегуны, если
не найдут себе в продолжение лета какого-нибудь случайного, необыкновенного места,
где бы перезимовать, — если, например,
не наткнутся на какого-нибудь укрывателя беглых, которому в этом выгода; если, наконец,
не добудут себе, иногда через убийство, какого-нибудь паспорта, с которым можно везде прожить, — все они к осени, если их
не изловят предварительно, большею частию сами являются густыми толпами в города и в остроги, в качестве бродяг, и садятся в тюрьмы зимовать, конечно
не без надежды бежать опять летом.
Характера он был пылкого и восторженного, как и всякий щенок, который от радости, что видит хозяина, обыкновенно навизжит, накричит, полезет лизать в самое лицо и тут же перед вами готов
не удержать и всех остальных чувств своих: «Был бы только виден восторг, а приличия ничего
не значат!» Бывало,
где бы я ни был, но по крику: «Культяпка!» — он вдруг являлся из-за какого-нибудь угла, как из-под земли, и с визгливым восторгом летел ко мне, катясь, как шарик, и перекувыркиваясь дорогою.
В остроге, как и во всяком таком месте,
где люди сбираются в кучу
не волею, а насильно, мне кажется, скорее можно поссориться и даже возненавидеть друг друга, чем на воле.
Б-кий и Т-кий тем временем уже вошли в острог,
где М-кий уже поджидал их у ворот и прямо бросился к ним на шею, хотя до сих пор никогда их и
не видывал.
И тотчас же пошли разговоры, далеко ль они ушли? и в какую сторону пошли? и
где бы им лучше идти? и какая волость ближе? Нашлись люди, знающие окрестности. Их с любопытством слушали. Говорили о жителях соседних деревень и решили, что это народ неподходящий. Близко к городу, натертый народ; арестантам
не дадут потачки, изловят и выдадут.
Неточные совпадения
Аммос Федорович (высовывая понемногу вперед сжатый кулак. В сторону).Господи боже!
не знаю,
где сижу. Точно горячие угли под тобою.
Бобчинский. Возле будки,
где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы
не поспорить! нельзя, да и полно!
Где ему смотреть на тебя? И с какой стати ему смотреть на тебя?
Хлестаков. Что?
не ушиблись ли вы где-нибудь?
— потому что, случится, поедешь куда-нибудь — фельдъегеря и адъютанты поскачут везде вперед: «Лошадей!» И там на станциях никому
не дадут, все дожидаются: все эти титулярные, капитаны, городничие, а ты себе и в ус
не дуешь. Обедаешь где-нибудь у губернатора, а там — стой, городничий! Хе, хе, хе! (Заливается и помирает со смеху.)Вот что, канальство, заманчиво!