Неточные совпадения
Скажу более, ты ошибался и утром сегодня, уверяя меня… осмеливаясь уверять меня, говорю я (
господин Голядкин возвысил голос), что Олсуфий Иванович, благодетель мой с незапамятных лет, заменивший мне в некотором смысле отца, закажет для меня дверь свою в минуту семейной и торжественнейшей радости для его
сердца родительского.
Все
сердца устремились к прелестной очаровательнице, все спешили наперерыв приветствовать ее и благодарить за оказанное удовольствие, — вдруг перед нею очутился
господин Голядкин.
Так-то выражался восторг
господина Голядкина, а между тем что-то все еще щекотало у него в голове, тоска не тоска, — а порой так
сердце насасывало, что
господин Голядкин не знал, чем утешить себя.
Дело в том, что
господин Голядкин забывал последние сомнения свои, разрешил свое
сердце на свободу и радость и, наконец, мысленно сам себя пожаловал в дураки.
Тут, и совсем неожиданно,
господин Голядкин-младший, вдруг ни с того ни с сего, осилив
господина Голядкина-старшего в мгновенной борьбе, между ними возникшей, и во всяком случае совершенно против воли его, овладел требуемой начальством бумагой и, вместо того чтоб поскоблить ее ножичком от чистого
сердца, как вероломно уверял он
господина Голядкина-старшего, — быстро свернул ее, сунул под мышку, в два скачка очутился возле Андрея Филипповича, не заметившего ни одной из проделок его, и полетел с ним в директорский кабинет.
Не помня себя, в стыде и в отчаянии, бросился погибший и совершенно справедливый
господин Голядкин куда глаза глядят, на волю судьбы, куда бы ни вынесло; но с каждым шагом его, с каждым ударом ноги в гранит тротуара, выскакивало, как будто из-под земли, по такому же точно, совершенно подобному и отвратительному развращенностию
сердца —
господину Голядкину.
— Это вы, Яков Петрович, только так говорите, что он хлеб-то ваш ел, — отвечал, осклабляясь, Антон Антонович, и в голосе его было слышно лукавство, так что по
сердцу скребнуло у
господина Голядкина.
— Голубчик мой, некогда, — отвечал с неучтивою фамильярностью, но под видом душевной доброты, ложно благородный неприятель
господина Голядкина, — в другое время, поверьте, от полноты души и от чистого
сердца; но теперь — вот, право ж, нельзя.
— И не я, — с жаром перебил наш герой, — и не я!
Сердце мое говорит мне, Яков Петрович, что не я виноват во всем этом. Будем обвинять судьбу во всем этом, Яков Петрович, — прибавил
господин Голядкин-старший совершенно примирительным тоном. Голос его начинал мало-помалу слабеть и дрожать.
Тебя покамест не нужно, а между тем дело, может быть, и уладится к лучшему», — пробормотал
господин Голядкин Петрушке, встретив его на лестнице; потом выбежал на двор и вон из дому;
сердце его замирало; он еще не решался…
Господин Голядкин вышел из кареты, попросил своего кучера убедительно подождать, и сам взбежал с замирающим
сердцем вверх, во второй этаж, дернул за снурок, дверь отворилась, и наш герой очутился в передней его превосходительства.
Голосом, полным рыданий, примиренный с людьми и судьбою и крайне любя в настоящее мгновение не только Олсуфия Ивановича, не только всех гостей, взятых вместе, но даже и зловредного близнеца своего, который теперь, по-видимому, вовсе был не зловредным и даже не близнецом
господину Голядкину, но совершенно посторонним и крайне любезным самим по себе человеком, обратился было герой наш к Олсуфию Ивановичу с трогательным излиянием души своей; но от полноты всего, в нем накопившегося, не мог ровно ничего объяснить, а только весьма красноречивым жестом молча указал на свое
сердце…
Глухо занывало
сердце в груди
господина Голядкина; кровь горячим ключом била ему в голову; ему было душно, ему хотелось расстегнуться, обнажить свою грудь, обсыпать ее снегом и облить холодной водой.
Неточные совпадения
Городничий. Да говорите, ради бога, что такое? У меня
сердце не на месте. Садитесь,
господа! Возьмите стулья! Петр Иванович, вот вам стул.
— Пришел я из Песочного… // Молюсь за Дему бедного, // За все страдное русское // Крестьянство я молюсь! // Еще молюсь (не образу // Теперь Савелий кланялся), // Чтоб
сердце гневной матери // Смягчил
Господь… Прости! —
Г-жа Простакова. Пронозила!.. Нет, братец, ты должен образ выменить
господина офицера; а кабы не он, то б ты от меня не заслонился. За сына вступлюсь. Не спущу отцу родному. (Стародуму.) Это, сударь, ничего и не смешно. Не прогневайся. У меня материно
сердце. Слыхано ли, чтоб сука щенят своих выдавала? Изволил пожаловать неведомо к кому, неведомо кто.
Константин Левин заглянул в дверь и увидел, что говорит с огромной шапкой волос молодой человек в поддевке, а молодая рябоватая женщина, в шерстяном платье без рукавчиков и воротничков, сидит на диване. Брата не видно было. У Константина больно сжалось
сердце при мысли о том, в среде каких чужих людей живет его брат. Никто не услыхал его, и Константин, снимая калоши, прислушивался к тому, что говорил
господин в поддевке. Он говорил о каком-то предприятии.
— Ну скажи, руку на
сердце, был ли… не в Кити, а в этом
господине такой тон, который может быть неприятен, не неприятен, но ужасен, оскорбителен для мужа?