В дверях в соседнюю комнату, почти прямо за спиною конторщика и лицом к господину Голядкину, в дверях, которые между прочим герой наш принимал доселе за зеркало, стоял один человечек, — стоял он, стоял сам господин Голядкин, — не старый господин Голядкин, не герой нашей повести, а другой господин Голядкин,
новый господин Голядкин.
Неточные совпадения
Но так как
господин Голядкин услышал вдруг на лестнице чьи-то шаги, то немедленно переменил
новое решение свое и уже так, заодно, впрочем, с самым решительным видом, позвонил у дверей Крестьяна Ивановича.
Однако ж ничего не было
нового, ничего особенного не бросилось в глаза
господину Голядкину.
А между тем какое-то
новое ощущение отозвалось во всем существе
господина Голядкина: тоска не тоска, страх не страх… лихорадочный трепет пробежал по жилам его.
Господин Голядкин уже мог даже совсем разглядеть своего
нового запоздалого товарища, — разглядел и вскрикнул от изумления и ужаса; ноги его подкосились.
И вот почему, несмотря на данное себе слово не входить ни во что, что бы ни делалось, и сторониться от всего, что бы ни было,
господин Голядкин изредка, украдкой, тихонько-тихонько приподымал голову и исподтишка поглядывал на стороны, направо, налево, заглядывал в физиономии своих сослуживцев и по ним уже старался заключить, нет ли чего
нового и особенного, до него относящегося и от него с какими-нибудь неблаговидными целями скрываемого.
— Тут
господин Голядкин мысленно пожелал своему
новому сослуживцу провалиться сквозь землю.
Дело шло о службе где-то в палате в губернии, о прокурорах и председателях, о кое-каких канцелярских интригах, о разврате души одного из повытчиков, о ревизоре, о внезапной перемене начальства, о том, как
господин Голядкин-второй пострадал совершенно безвинно; о престарелой тетушке его, Пелагее Семеновне; о том, как он, по разным интригам врагов своих, места лишился и пешком пришел в Петербург; о том, как он маялся и горе мыкал здесь, в Петербурге, как бесплодно долгое время места искал, прожился, исхарчился, жил чуть не на улице, ел черствый хлеб и запивал его слезами своими, спал на голом полу и, наконец, как кто-то из добрых людей взялся хлопотать о нем, рекомендовал и великодушно к
новому месту пристроил.
Что же означает теперь это
новое обстоятельство?» Покамест
господин Голядкин, недоумевая, с раскрытым ртом смотрел на опустелое место, скрипнула дверь, и Петрушка вошел с чайным подносом.
— Что же это за ветры такие здесь подувают и что означает этот
новый крючок?» В то самое время, как потерянный и полуубитый герой наш готовился было разрешить этот
новый вопрос, в соседней комнате послышался шум, обнаружилось какое-то деловое движение, дверь отворилась, и Андрей Филиппович, только что перед тем отлучившийся по делам в кабинет его превосходительства, запыхавшись, появился в дверях и кликнул
господина Голядкина.
Впрочем, мало-помалу,
новый свет начинал пробиваться сквозь смущение
господина Голядкина,
новый, ужасный свет, озаривший перед ним вдруг, разом, целую перспективу совершенно неведомых доселе и даже нисколько не подозреваемых обстоятельств…
Тут известный своею бесполезностью
господин Голядкин-младший встал и схватился за шляпу. Все еще не замечая обмана, встал и
господин Голядкин-старший, простодушно и благородно улыбаясь своему лжеприятелю, стараясь в невинности своей его приласкать, ободрить и завязать с ним таким образом
новую дружбу…
Вдруг
новым светом озарило
господина Голядкина; в кармане ощупал он письмо, переданное ему поутру писарем.
Новый господин был высокого роста, лет пятидесяти пяти, или даже поболее, довольно тучный, с багрово-красным, мясистым и обрюзглым лицом, обрамленным густыми седыми бакенбардами, в усах, с большими, довольно выпученными глазами.
— «Толкуй больной с подлекарем», — проговорил, вставая, Канунников. — У меня еще делов и боже мой. Прощайте. Прощай, лукавый рабе, — отнесся он к Лобачевскому. — Молокососов-то не одобряешь, а сам такой же, только потаенный. Потаенный, — шутил он, тряся руку молодому медику. — Волки, все вы волки, отличные господа перед господом. А ты,
новый барин, древности тоже сопротивник?
Всю дорогу я с этими своими с
новыми господами все на козлах на тарантасе, до самой Пензы едучи, сидел и думал: хорошо ли же это я сделал, что я офицера бил? ведь он присягу принимал, и на войне с саблею отечество защищает, и сам государь ему, по его чину, может быть, «вы» говорит, а я, дурак, его так обидел!.. А потом это передумаю, начну другое думать: куда теперь меня еще судьба определит; а в Пензе тогда была ярмарка, и улан мне говорит:
Неточные совпадения
Но почему заказанная у
господина Винтергальтера
новая голова до сих пор не прибывает, о том неизвестен.
— Скверная история, но уморительная. Не может же Кедров драться с этим
господином! Так ужасно горячился? — смеясь переспросил он. — А какова нынче Клер? Чудо! — сказал он про
новую французскую актрису. — Сколько ни смотри, каждый день
новая. Только одни французы могут это.
Но уж темнеет вечер синий, // Пора нам в оперу скорей: // Там упоительный Россини, // Европы баловень — Орфей. // Не внемля критике суровой, // Он вечно тот же, вечно
новый, // Он звуки льет — они кипят, // Они текут, они горят, // Как поцелуи молодые, // Все в неге, в пламени любви, // Как зашипевшего аи // Струя и брызги золотые… // Но,
господа, позволено ль // С вином равнять do-re-mi-sol?
И так они старели оба. // И отворились наконец // Перед супругом двери гроба, // И
новый он приял венец. // Он умер в час перед обедом, // Оплаканный своим соседом, // Детьми и верною женой // Чистосердечней, чем иной. // Он был простой и добрый
барин, // И там, где прах его лежит, // Надгробный памятник гласит: // Смиренный грешник, Дмитрий Ларин, // Господний раб и бригадир, // Под камнем сим вкушает мир.
Но
господин Лебезятников, следящий за
новыми мыслями, объяснял намедни, что сострадание в наше время даже наукой воспрещено и что так уже делается в Англии, где политическая экономия.