Господин Голядкин отчасти опомнился, поскорее поднял повыше свой енотовый воротник, прикрылся им по возможности и стал,
ковыляя, семеня, торопясь и спотыкаясь, сходить с лестницы.
И все эти совершенно подобные пускались тотчас же по появлении своем бежать один за другим, и длинною цепью, как вереница гусей, тянулись и
ковыляли за господином Голядкиным-старшим, так что некуда было убежать от совершенно подобных, так что дух захватывало всячески достойному сожаления господину Голядкину от ужаса, — так что народилась, наконец, страшная бездна совершенно подобных, — так что вся столица запрудилась, наконец, совершенно подобными, и полицейский служитель, видя таковое нарушение приличия, принужден был взять этих всех совершенно подобных за шиворот и посадить в случившуюся у него под боком будку…
Присмирев, приютился он под крылышко Антона Антоновича Сеточкина, который сзади всех
ковылял в свою очередь и, как показалось господину Голядкину, с самым строгим и озабоченным видом.
И нужно же было быть всему этому! — вскричал он, наконец, в отчаянии, куда глаза глядят, наудачу
ковыляя по улице, — нужно же было быть всему этому!