Неточные совпадения
Но Вельчанинов все еще отказывался, и тем упорнее, что ощущал в
себе одну какую-то тяжелую,
злобную мысль. Эта злая мысль уже давно зашевелилась в нем, с
самого начала, как только Павел Павлович возвестил о невесте: простое ли это было любопытство, или какое-то совершенно еще неясное влечение, но его тянуло — согласиться. И чем больше тянуло, тем более он оборонялся. Он сидел, облокотясь на руку, и раздумывал. Павел Павлович юлил около него и упрашивал.
Неточные совпадения
Дело в том, что в словах бедного старика не прозвучало ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно было, что он решительно не заметил, с
самого начала, ничего
злобного в словах Лизы, а окрик ее на
себя принял как за нечто должное, то есть что так и следовало его «распечь» за вину его.
Опять нотабене. Никогда и ничего такого особенного не значил наш монастырь в его жизни, и никаких горьких слез не проливал он из-за него. Но он до того увлекся выделанными слезами своими, что на одно мгновение чуть было
себе сам не поверил; даже заплакал было от умиления; но в тот же миг почувствовал, что пора поворачивать оглобли назад. Игумен на
злобную ложь его наклонил голову и опять внушительно произнес:
— Нет, в
самом деле, — подхватил Ихменев, разгорячая
сам себя с
злобною, упорною радостию, — как ты думаешь, Ваня, ведь, право, пойти! На что в Сибирь ехать! А лучше я вот завтра разоденусь, причешусь да приглажусь; Анна Андреевна манишку новую приготовит (к такому лицу уж нельзя иначе!), перчатки для полного бонтону купить да и пойти к его сиятельству: батюшка, ваше сиятельство, кормилец, отец родной! Прости и помилуй, дай кусок хлеба, — жена, дети маленькие!.. Так ли, Анна Андреевна? Этого ли хочешь?
Изгнанников,
себе подобных, // Я звать в отчаянии стал, // Но слов и лиц и взоров
злобных, // Увы! я
сам не узнавал.
Молчание наше продолжалось уже минут пять. Чай стоял на столе; мы до него не дотрагивались: я до того дошел, что нарочно не хотел начинать пить, чтоб этим отяготить ее еще больше; ей же
самой начинать было неловко. Несколько раз она с грустным недоумением взглянула на меня. Я упорно молчал. Главный мученик был, конечно, я
сам, потому что вполне сознавал всю омерзительную низость моей
злобной глупости, и в то же время никак не мог удержать
себя.