Неточные совпадения
— А коли так,
то он еще не погиб! Он только в
отчаянии, но я еще могу спасти его. Стойте: не передавал ли он вам что-нибудь о деньгах, о трех тысячах?
Он застал нас тогда в
отчаянии, в муках, оставленную
тем, кого мы так любили… да ведь она утопиться тогда хотела, ведь старик этот спас ее, спас ее!
Я спрашивал себя много раз: есть ли в мире такое
отчаяние, чтобы победило во мне эту исступленную и неприличную, может быть, жажду жизни, и решил, что, кажется, нет такого,
то есть опять-таки до тридцати этих лет, а там уж сам не захочу, мне так кажется.
— Да, во-первых, хоть для русизма: русские разговоры на эти
темы все ведутся как глупее нельзя вести. А во-вторых, опять-таки чем глупее,
тем ближе к делу. Чем глупее,
тем и яснее. Глупость коротка и нехитра, а ум виляет и прячется. Ум подлец, а глупость пряма и честна. Я довел дело до моего
отчаяния, и чем глупее я его выставил,
тем для меня же выгоднее.
И странно было ему это мгновениями: ведь уж написан был им самим себе приговор пером на бумаге: «казню себя и наказую»; и бумажка лежала тут, в кармане его, приготовленная; ведь уж заряжен пистолет, ведь уж решил же он, как встретит он завтра первый горячий луч «Феба златокудрого», а между
тем с прежним, со всем стоявшим сзади и мучившим его, все-таки нельзя было рассчитаться, чувствовал он это до мучения, и мысль о
том впивалась в его душу
отчаянием.
Наконец, описав свое
отчаяние и рассказав о
той минуте, когда, выйдя от Хохлаковой, он даже подумал «скорей зарезать кого-нибудь, а достать три тысячи», его вновь остановили и о
том, что «зарезать хотел», записали.
А Калганов забежал в сени, сел в углу, нагнул голову, закрыл руками лицо и заплакал, долго так сидел и плакал, — плакал, точно был еще маленький мальчик, а не двадцатилетний уже молодой человек. О, он поверил в виновность Мити почти вполне! «Что же это за люди, какие же после
того могут быть люди!» — бессвязно восклицал он в горьком унынии, почти в
отчаянии. Не хотелось даже и жить ему в
ту минуту на свете. «Стоит ли, стоит ли!» — восклицал огорченный юноша.
Он упал на свое место, ломая руки в
отчаянии. Прокурор и защитник стали предлагать перекрестные вопросы, главное в
том смысле: «что, дескать, побудило вас давеча утаить такой документ и показывать прежде совершенно в другом духе и тоне?»
В нем, кажется мне, как бы бессознательно, и так рано, выразилось
то робкое
отчаяние, с которым столь многие теперь в нашем бедном обществе, убоясь цинизма и разврата его и ошибочно приписывая все зло европейскому просвещению, бросаются, как говорят они, к «родной почве», так сказать, в материнские объятия родной земли, как дети, напуганные призраками, и у иссохшей груди расслабленной матери жаждут хотя бы только спокойно заснуть и даже всю жизнь проспать, лишь бы не видеть их пугающих ужасов.
Мало
того: правосудие и земная казнь даже облегчают казнь природы, даже необходимы душе преступника в эти моменты как спасение ее от
отчаяния, ибо я и представить себе не могу
того ужаса и
тех нравственных страданий Карамазова, когда он узнал, что она его любит, что для него отвергает своего „прежнего“ и „бесспорного“, что его, его, „Митю“, зовет с собою в обновленную жизнь, обещает ему счастье, и это когда же?
Эти два вопроса до
того наконец обострились, что довели его наконец до
отчаяния.
Отчаяние может быть злобное и непримиримое, и самоубийца, накладывая на себя руки, в этот момент мог вдвойне ненавидеть
тех, кому всю жизнь завидовал.
Его стало грызть нетерпение, которое, при первом неудачном чертеже, перешло в озлобление. Он стер, опять начал чертить медленно, проводя густые, яркие черты, как будто хотел продавить холст. Уже
то отчаяние, о котором говорил Кирилов, начало сменять озлобление.
Вошел Мерцалов. Он был в летнем пальто, летней войлочной шляпе и без калош. Его руки взбухли и посинели от мороза, глаза провалились, щеки облипли вокруг десен, точно у мертвеца. Он не сказал жене ни одного слова, она ему не задала ни одного вопроса. Они поняли друг друга по
тому отчаянию, которое прочли друг у друга в глазах.
Неточные совпадения
Веселость и грусть, и
отчаяние, и нежность, и торжество являлись безо всякого на
то права, точно чувства сумасшедшего.
Когда Левин думал о
том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в
отчаянье; но когда он переставал спрашивать себя об этом, он как будто знал и что он такое и для чего он живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и определеннее жил, чем прежде.
Но, пробыв два месяца один в деревне, он убедился, что это не было одно из
тех влюблений, которые он испытывал в первой молодости; что чувство это не давало ему минуты покоя; что он не мог жить, не решив вопроса: будет или не будет она его женой; и что его
отчаяние происходило только от его воображения, что он не имеет никаких доказательств в
том, что ему будет отказано.
Неведовскому переложили, как и было рассчитано, и он был губернским предводителем. Многие были веселы, многие были довольны, счастливы, многие в восторге, многие недовольны и несчастливы. Губернский предводитель был в
отчаянии, которого он не мог скрыть. Когда Неведовский пошел из залы, толпа окружила его и восторженно следовала за ним, так же как она следовала в первый день за губернатором, открывшим выборы, и так же как она следовала за Снетковым, когда
тот был выбран.
Одно, чего он не мог вырвать из своего сердца, несмотря на
то, что он не переставая боролся с этим чувством, это было доходящее до
отчаяния сожаление о
том, что он навсегда потерял ее.