Неточные совпадения
Тут влюбится человек в какую-нибудь красоту, в
тело женское, или даже только в часть одну
тела женского (это сладострастник может понять), то и отдаст за нее собственных детей, продаст отца и
мать, Россию и отечество; будучи честен, пойдет и украдет; будучи кроток — зарежет, будучи верен — изменит.
Они били, секли, пинали ее ногами, не зная сами за что, обратили все
тело ее в синяки; наконец дошли и до высшей утонченности: в холод, в мороз запирали ее на всю ночь в отхожее место, и за то, что она не просилась ночью (как будто пятилетний ребенок, спящий своим ангельским крепким сном, еще может в эти лета научиться проситься), — за это обмазывали ей все лицо ее калом и заставляли ее есть этот кал, и это
мать,
мать заставляла!
Неточные совпадения
Сын растерянно гладил руку
матери и молчал, не находя слов утешения, продолжая думать, что напрасно она говорит все это. А она действительно истерически посмеивалась, и шепот ее был так жутко сух, как будто кожа
тела ее трещала и рвалась.
Она выработала певучую речь, размашистые, но мягкие и уверенные жесты, — ту свободу движений, которая в купеческом круге именуется вальяжностью. Каждым оборотом
тела она ловко и гордо подчеркивала покоряющую силу его красоты. Клим видел, что
мать любуется Алиной с грустью в глазах.
Осторожно разжав его руки, она пошла прочь. Самгин пьяными глазами проводил ее сквозь туман. В комнате, где жила ее
мать, она остановилась, опустив руки вдоль
тела, наклонив голову, точно молясь. Дождь хлестал в окна все яростнее, были слышны захлебывающиеся звуки воды, стекавшей по водосточной трубе.
Его ночные думы о девицах принимали осязаемый характер, возбуждая в
теле тревожное, почти болезненное напряжение, оно заставило Клима вспомнить устрашающую книгу профессора Тарновского о пагубном влиянии онанизма, — книгу, которую
мать давно уже предусмотрительно и незаметно подсунула ему.
Видел он и то, что его уединенные беседы с Лидией не нравятся
матери. Варавка тоже хмурился, жевал бороду красными губами и говорил, что птицы вьют гнезда после того, как выучатся летать. От него веяло пыльной скукой, усталостью, ожесточением. Он являлся домой измятый, точно после драки. Втиснув тяжелое
тело свое в кожаное кресло, он пил зельтерскую воду с коньяком, размачивал бороду и жаловался на городскую управу, на земство, на губернатора. Он говорил: